Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой

В храме же православном особенное место занимал священник Кочетков[451], в сущности образовавший новый орден. Кочеткова лет шесть тому назад отлучили от священства, отобрали приход, который они всем миром мирян создали, восстановив разрушенную церковь. Недавно его простил синод, но церкви не дал, и Кочетков ведет службу в каком-то подвале. Чем не катакомбы, хотя приход его насчитывает тысячи две паствы. Орден. А вот католическая церковь к орденам относится терпимо. Сам же Кочетков не угоден не только потому, что молитвы читает по-русски, а еще и те молитвы вслух проговаривает, которые священник по установлению читает лишь про себя. Дается пример. Но и не это, пожалуй, главное. А то, что взрослых Кочетков сразу не крестит, у него человек проходит многоступенчатый путь до обряда крещения, – рассказывается путь и его ступени. Дальше и попутно рассказывается о том, что в самом Берлине немцы при Гитлере были более разборчивы, ибо свободны. В провинциях молодые целыми школами ходили в церковь, а потом послушным строем в гитлеровцы (ничего себе рассужденьице у набожнейшего мирянина, как себя величает профессор-академик). Это даже не краткий конспект, а лишь краткий конспект конспекта трехчасовой лекции-парада. Кортеж замыкал транспарант с поэтом Вячеславом Ивановым и с Мандельштамом. Академик пытался постичь, почему Мандельштам, будучи акмеистом, признавал символиста Иванова, а Ахматова нет. И давал ответ: Ахматова идет от Некрасова, жалевшего себя. А Мандельштам себя не жалеет. Наблюдение достаточно тонкое, но далекое от правды. Поэтические школы Аверинцевым сравниваются так, как им же сравниваются храмы разных конфессий. Тут я встреваю и говорю, что отношение Мандельштама к Иванову почти любовное из-за того, что и Мандельштам интересовался Древним Римом и Древней Грецией, к тому же многие музыкальные решения Иванова были близки Мандельштаму, любящему плавность и великолепие, например, александрийского стиха. В то время как у Ахматовой нет проникновения мистикой, даже ее стихи на библейские мотивы были иного свойства, – частью ее психологической поэтики, а признаки храма скорее у нее орнаментальны, чем… Семен меня коротко поддерживает, а академик выслушивает мои два предложения по-профессорски поощрительно-заинтересованно и переходит к осуждению «Поэмы без героя», где, с одной стороны, Ахматова борется с символизмом, а с другой стороны – не все и не все строки обязательны. Тут я прерываю: «Ну уж этот вопрос я знаю лучше вас». Он смотрит оторопело-выжидательно, а я в нескольких словах рассказываю о своем открытии, о музыке и тайне поэмы, где никакой борьбы с символизмом нет, где почти все герои строены, а Блок сдвоен с Ахматовой. Коротко с короткими доказательствами и примерами. 2 минуты, не больше. Изумлен: и этого до вас никто не знал? Семен говорит, что у меня книга на эту тему. Аверинцев просит дать почитать. Говорю, что как-нибудь не сейчас. Он уходит, превозмогая желание еще часа два поговорить, но темнеет, а у него котенок в саду не кормлен, а жена в городе. В книге я ему отказала из нехорошего чувства – гордыни. Он не интересуется тем, что я пишу, так и нечего ему мои лит[ературные] изыскания всучивать. Семен меня понимает, понимает, почему я в ответ на надписанную Аверинцевым книгу не подарила свою. Самолюбие – дороже. Солженицын, у которого есть совершенно замечательная, в корне отличная от всех литературоведческая работа о «Горе без ума», отмечал и в разговоре, и вручая премию, мою «Шкатулку», о существовании которой я позабыла, как о воспоминаниях о Тарковском и о своей «Величине и функции». А с каким тщательным длинным вдохновением я работала над «Шкатулкой», с какой радостью – о Тарковском воспоминала, как счастливо млела над своей неудачной повестью! Мне важен процесс. А вот теперь я даже за автобиографическую вещь, хоть накатала 220 стр[аниц], вновь усесться не хочу. С переездом сюда – совершенно остыла. Мечтаю вообще, а не конкретно о написании, скажем, рассказов. Но мечта без какой-либо сюжетной основы абсолютно аморфна.

Доченька! Неужели я опять взялась за письма-дневники к тебе? Кому это надо и кто это выдержит? ‹…›

270. Е. Макарова – И. Лиснянской Осень 2000