Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой

Да, чуть не забыла! На презентации ко мне подошел Вова Шаров[176], с любовью расспрашивал о тебе, как ты и что сейчас делаешь. Просил тебе передать любящий привет. Сам он, я прежде слышала, а тут и «Новый мир» его объявил, пишет романы. Я его поздравила со скорым опубликованием его романа в «Новом мире», на что он весело, очень весело сказал, все это затевается для того, чтобы его крепко обругали! Он такой же смешной – полурыжий-полуседой. Наверное – андеграунд. Посмотрим. «Новый мир» теперь единственный журнал, который мы выписываем, – очень уж дорого. Еще выписываем: «Литгазету», «Аргументы и факты», а также «Книжное обозрение». То тут, то там мелькает фамилия Липкин, это приятное явление мы называем «ни дня без Липкина».

‹…› Ленуся! Сейчас идут баталии и, кажется, уже не в одном депутатском корпусе. Коммунисты берут верх, так как на съезде их большинство (бывших и настоящих), – и они цинично хотят оставить за собой последнее слово, даже уже Хасбулатовым (мафиози) хотят пожертвовать. Что значит – оставить за собой последнее слово? Для съезда это значит: оставить за собой задарма приватизированные в Москве квартиры и т. п., удержать в своих руках награбленное, чтобы и дальше под красным (коричневым) флагом не только грабить население, но и убивать. Вот-вот ринутся сторонники тех и этих стенкой на стенку. Ну что мне здесь расписывать? Когда ты прочтешь это письмо, все уже случится. Я, лично, ничего не боюсь и ко всему готова. Самое невероятное не может превысить моих прогнозов и ожиданий. Что бы здесь ни произошло, за нас не беспокойся, мы старики и никому не нужны. Никто ни меня, ни папу не тронет. Эти грабители знают, кого грабить. Очень много развелось богатых, а народ не может и не хочет понять, что только при наличии богатых может образоваться твердый средний класс. Население ненавидит имущих – лучше Сталин и Гитлер.

Не знаю, писала ли я тебе о дневниках Геббельса. Из них ясно видно, что из-за безденежья и комплекса неполноценности, порвав с единственной любящей его и любимой им полукровки, это чудовище вполне цинично-осознанно рвануло в национал-социализм и не скрывает своего цинизма в дневниковых записях (а ведь хотел быть писателем, но попытка не удалась). Отсюда Прохановы и проч. Сейчас отлучалась от письма посмотреть новости. Ельцин выступает на митинге: «Давайте еще потерпим 2–3 часа, а там…» Ждут решения съезда, «а там» может обозначать что угодно. ‹…›

31.3.1993

Доброе утро, моя красавица! Сейчас ты в Праге. Все-таки даже при усталости и весеннем авитаминозе прекрасно поменять место, пожить в таком красивом городе, как Прага. Мало кому это дано, т. е. моему поколению почти не дано, исключая тех, кто и при железном занавесе просачивались в любую его прореху, эти и сейчас преуспевают. А ты не из тех и – слава Богу. Сейчас так же граница не столь прозрачна, – она состоит из дыма, тумана и мыльных пузырей. Это граница отсюда – туда. Ты уже не в этом измерении.

И все-таки более всего я хочу, чтобы ты отдыхала, моя прелесть. Вчера по телевизору показывали рекламу: водяное одеяло, т. е. одеяло из непромокаемой ткани, – матрац, нет, в виде перины, но перина состоит из «наперника», в который, с помощью какого-то незамысловатого механизма, накачивается вода той температуры, какая угодна телу. Это волнообразное одеяло дает чувство невесомости и крепкий здоровый сон. Такой здоровый, что даже короткий сон приносит не разбитость, а свежую выспанность. Вот я смотрела эту рекламу и думала о тебе. Если у нас уже продают этакую диковину, то у вас, наверное, подавно. И не обзавестись ли тебе таким одеялом? Ведь у тебя хронический недосып. Конечно, я мечтаю о том, что ты при твоей загруженности высыпалась без помощи водяного одеяла. М.б., ты все-таки отойдешь от темы Фридл – катастрофа? Ведь и в самом деле крыша может поехать. Ты не из тех людей, которые могут, как некоторые, уцепившиеся за 50-летие катастрофы, безболезненно для себя зарабатывать на чужом горе. Ты на этом зарабатываешь не деньги, а муку, бессонницу, также и чувство вины, хоть ты еще и не родилась тогда, когда это случилось. Доченька моя, побереги себя, хватит тебе жить с этим адом в душе, ты уже этой ужасной гибели отдала не один год своей жизни. И не просто отдала, а пережила этот ад, так, как будто это – с тобой. И это при той интенсивности, какой обладает твоя душа. Это еще счастье, что ты настолько сильна, что не потеряла острый вкус к жизни. Но теперь, я чувствую, ты этим адом уже изнурена. Ты и сама это чувствуешь, если пишешь мне об этом. Какая тоска в твоем курицыном глазике… Я все вглядываюсь и вглядываюсь в него, и так хочется обнять тебя, пожурить тебя за тебя, утешить.