Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой

‹…› Как бы ни были уродливы обстоятельства моей жизни, главная любовь моей жизни – это ты. Никого я не любила так беспрерывно, как тебя. Просто форма этой любви была иною, чем у матери. Я, скорее, взяла на себя отцовскую функцию, и это не могло не сказаться ни на моей жизни, ни на твоей. Понятие «матери» было деформировано как во мне, так и твоем отношении ко мне. Это совсем не означает, что ты меня не любишь, просто мы с папой в силу разных трудных причин как бы поменялись местами.

Ленуся! Как я мечтаю, чтобы ты мне написала: «Мама, хоть я и была занята в Праге очень и очень, но все же и отдохнула». Но не выполняй мою мечту с помощью лжи: «Но муху, муху ты не обманешь!» ‹…›

1.4.1993

Ленусенька! ‹…› На дворе какая-то сумеречная погода, какая может быть только в ненастном лесу. Солнце все еще не пробьет туч, хотя они нет-нет и разрываются на снег с дождем, а иногда градом сыплются, я давно уже такого беспросветного апрельского утра не видела. А сейчас – 10 часов утра.

Вчера были приступы мерцалки и сегодня буду отлеживаться. Шестого выедем домой. ‹…› Вывозить нас взялся Миндадзе, спасибо ему, какой добрый человек – особенно на фоне совсем непривычного жмотства. Все озлоблены, каждый занимается своим. Нет уже даже русских посиделок на кухнях. И не только потому, что все дорого. Я помню, как студенты в складчину собирались, только бы поговорить, почитать друг другу. Такая разобщенность, отторгнутость каждого от всех – не русская. Ведь наши граждане, беря пример с Запада, хорошо освоили только его дурные черты: отдельность, рекламы TV с голыми попками, проституцию, терроризм, рэкет (тайно он и прежде существовал, но в иной форме), наркотики и т. д. Короче, если ты станешь пересчитывать все «язвы капитализма» – все у нас есть. Но нет ни одного «чуда капитализма» – усвоено только плохое.

Читаю письма Блока и поражаюсь, какая доверительная, любящая атмосфера сближала поэтов, как они восторженно относились друг к другу, если в стихах находили недостатки те или иные, писали о них друг другу без утайки, без ложного страха обидеть. К письмам прилагали стихи и т. д. Нынче это не только не практикуется в письмах, но даже – при встречах. Все разбились на мелкие группки, так оно было бы и правильно, если бы каждый, почти каждый, не пытался стать модным, идти в ногу не со временем, а с данной минутой. ‹…›

2.4.1993

Добрый день, моя доченька! День сегодня действительно добрый: я отмерцала, и небо замерцало солнечными лучами. Солнце именно мерцает, а не ярко горит. Тому причиной мелкие облака, часто и недолго набегающие на солнце. ‹…›

Ты – уже в Праге. Я мысленно гуляю с тобой по этому городу, но жаль, кроме Вацлавской площади и одного моста, ничего другого себе представить не могу. Интересно, где ты живешь, что пьешь, что ешь, с кем встречаешься и как идет работа? Я издали, телепатически, передаю тебе положительные волны, надеясь на твою удачу и на часы отдохновенья. Это я так возомнила о своей силе после того, что руками вчера сняла боль у Семена в пальцах, а сегодня радикулитные боли у хозяйки корпуса. Так что посылаю на тебя свою целительную силу через теперь – 2 государственные границы. ‹…›

Небо сегодня особенное. Белые облачка и при том быстрые, дают зрительное ощущение моря под солнцем. И я плыву и плыву, держа курс на Средиземное море, чтобы причалить как раз к тому месту, где ты купалась, а я боялась, что ты простудишься, ведь был ноябрь, даже конец его. Тоскую по тебе и детям так отчаянно, что во мне, как жизненная сила, появилась мечтательность. ‹…›

2.4.1993

Ленусенька, деточка моя! Только закончила писать тебе и опять взялась. Очень хочется сказать, как чудно я гуляла до обеда – целый час. И – ничего, ни перебоев, ни т. п. Маленькие тучки разошлись по кругу, в центре которого уже не мерцало, а сияло. Воздух такой, что пей – не хочу! Все пропахло весной – и еще лежащий снег, и тот, что растаял, и лужи, и ручьи, и птичье пиликанье. Что за птица, не знаю. Семен сказал, что дятел. Но я не знала, что дятел пиликает, слышится он, когда как из пулемета очередь дает – это минуты дятловой любви. И тепло: 5° или 7°. Наконец сдвинулись с нуля! Обожаю теплое время, хоть весну, хоть – осень. Сразу на душе легче, сейчас бы писала, но вся погружена в мысли о сборе вещей. Однако когда тебе не плохо, то все хорошо. И еще хорошо, что я понимаю, насколько мне бывает плохо, тогда когда становится хорошо. Между «вещей» и «однако» (см. выше) я даже искупалась. Вот так-то! ‹…› Вообще, если бы я могла возлюбить себя, как ближнего своего (в заповеди наоборот), я бы, наверное, была здорова, чуть что залечивала бы. Это тоже в некотором роде – мечта. Тебе бы также следовало хоть немного себя полюбить, а не разрываться на сто частей (сюда входят не только отдельные личности, но и страны света, и даже периоды времени).