Имя ветра

– А что вы тут делаете, на третьем ярусе, один? – она окинула взглядом полумесяц балкона. – Вы же один?

– Был один, – ответил я. И, поскольку не мог придумать, что сказать еще, позаимствовал строчку из песни, что была еще свежа в моей памяти: – «И вот нежданной предо мной стоит Алойна».

Она улыбнулась, польщенная.

– Что значит «нежданной»? – спросила она.

– Я более чем наполовину убедил себя, что вы уже ушли.

– Ну да, почти ушла! – игриво сказала Денна. – Я два часа ждала, что Савиен придет!

Она испустила трагический вздох и возвела очи горе на манер статуи святого.

– И вот наконец, исполнясь отчаяния, я решила, что на этот раз на поиски может отправиться и сама Алойна, и к черту то, как было в истории! – Она коварно улыбнулась.

– «И вот, подобно кораблям в ночи…» – процитировал я.

– «Мы разошлись, не ведая о встрече», – закончила Денна.

– «Падение Фелуарда»! – сказал я с уважением, близким в благоговению. – Многие ли знают эту пьесу?

– Я – не «многие», – сказала она.

– Я больше никогда об этом не забуду.

Я склонил голову с преувеличенным пиететом. Денна насмешливо фыркнула, однако я не обратил на это внимания и продолжал более серьезным тоном:

– Не знаю, как вас и благодарить. Вы мне так помогли сегодня!

– Не знаете? – переспросила она. – Надо же, какая жалость! Ну а чем бы вы могли меня отблагодарить?

Я, не раздумывая, протянул руку к вороту плаща и отстегнул «талантовые дудочки».

– Только этим! – сказал я, протягивая их ей.

– Я… – Денна заколебалась, несколько испуганная. – Вы, должно быть, шутите!

– Если бы не вы, я бы их не получил, – сказал я. – А больше ничего ценного у меня все равно нет – разве что вы захотите себе мою лютню?

Темные глаза Денны смотрели мне в лицо, как будто она не могла решить, издеваюсь я или серьезно.

– Не думаю, что «дудочки» можно просто так взять и отдать кому-то…

– Вообще-то можно, – сказал я. – Станхион упоминал, что, если я их потеряю или отдам кому-то, новые мне придется зарабатывать заново.

Я взял ее руку, разжал пальцы и вложил серебряные «дудочки» ей в ладонь:

– А это означает, что я могу с ними поступать, как мне угодно, а мне угодно отдать их вам!

Денна уставилась на «дудочки» у себя на ладони, а потом посмотрела на меня, внимательно и пристально, так, будто до сих пор она не видела меня по-настоящему. Я на секунду болезненно осознал, как я выгляжу. Мой плащ был истерт до дыр, и даже в своей лучшей одежде я выглядел едва ли не оборванцем.

Она снова опустила взгляд и медленно зажала «дудочки» в кулаке. Потом подняла глаза. Лицо у нее было непроницаемым.

– Вы, наверное, прекрасный человек, – сказала она.

Я набрал было воздуха, но Денна заговорила первой.

– Однако, – сказала она, – эта благодарность чересчур велика. Какую бы помощь я вам ни оказала, она того не стоит. И получится, что я окажусь у вас в долгу. – Она поймала мою руку и вложила дудочки обратно мне в ладонь: – Нет уж, лучше вы оставайтесь моим должником! – Она внезапно расплылась в улыбке. – Будете обязаны мне за услугу!

Вокруг сделалось заметно тише. Я огляделся, растерявшись оттого, что совсем забыл, где нахожусь. Денна прижала палец к губам и указала за перила, вниз, на сцену. Мы подступили к перилам и увидели внизу белобородого старика, открывающего футляр странной формы. Увидев, что у него в руках, я изумленно втянул в себя воздух.

– Что это такое? – спросила Денна.

– Старинная придворная лютня! – ответил я, не в силах скрыть своего изумления. – Никогда такой раньше живьем не видел!

– Это лютня?! – спросила Денна беззвучно, одними губами. – Я двадцать четыре струны насчитала. Как же на ней играть-то? На иных арфах и то меньше!

– Ну, вот такие были лютни много лет назад, до того как изобрели металлические струны и научились крепить длинный гриф. Невероятно! В этой лебединой шейке больше инженерных расчетов, чем в трех больших соборах…

Я смотрел, как старик пригладил бороду, чтоб не мешала, и поудобней устроился на сиденье.

– Надеюсь, он настроил ее до того, как поднялся на сцену, – вполголоса добавил я. – А не то придется ждать целый час, пока он будет вертеть колки. Отец говаривал, что в старину менестрели по два дня натягивали струны и по два часа настраивались, чтобы извлечь из придворной лютни две минуты музыки.

Старику потребовалось всего минут пять, чтобы настроиться. А потом он заиграл.

Мне стыдно признаться, но я совершенно не помню, что он играл. Несмотря на то что я еще никогда не видел придворной лютни, а тем более не слышал, как на ней играют, все мои мысли вертелись вокруг Денны, и ничего другого я воспринимать был не в состоянии. Мы стояли рядом, облокотясь на перила балкона, и я то и дело украдкой поглядывал на нее краешком глаза.