Имя ветра

И тут я услышал голос, голос, льющийся расплавленным серебром, касающийся ушей, точно поцелуй. Я вскинул глаза, сердце у меня встрепенулось, и я понял – вот она, моя Алойна! Я вскинул глаза, увидел ее и подумал лишь одно: «Она прекрасна!»

Прекрасна…

Глава 57 Интерлюдия. Роли, которые нас создают

Баст медленно потянулся, медленно окинул взглядом комнату. И, наконец, короткий фитиль его терпения выгорел до конца.

– Реши!

– А? – Квоут посмотрел на него.

– Реши, ну а дальше-то что было? Ты с ней заговорил?

– Заговорил, конечно! Если бы я с ней не заговорил, никакой и истории бы не было. Это-то рассказать нетрудно. Но для начала же нужно ее описать. А я еще не знаю, как это сделать.

Баст заерзал на стуле.

Квоут расхохотался, раздражение на его лице сменилось теплой улыбкой:

– Что, для тебя описать прекрасную женщину так же просто, как ее увидеть, да?

Баст потупился и покраснел, Квоут мягко коснулся его руки и улыбнулся:

– Понимаешь, Баст, в чем проблема: она очень, очень важна. Важна для этой истории. И я не могу придумать, как же ее описать так, чтобы не промахнуться.

– Я… я, кажется, тебя понимаю, Реши, – сказал Баст примирительным тоном. – Я же тоже ее видел. Один раз.

Квоут удивленно откинулся на спинку стула.

– Ты ее видел? А я и забыл… – Он прижал ладони к губам. – Ну и как бы ты ее описал?

Баст просиял от предоставленной ему возможности. Распрямившись на стуле, он призадумался, а потом сказал:

– У нее были идеальные уши! – Он показал руками. – Совершенно идеальные ушки, как будто выточенные из… из чего-нибудь.

Хронист фыркнул, потом сделался немного пристыженным, как будто сам от себя не ожидал.

– Ушки? – переспросил он, как будто не расслышал.

– Ну, ты же знаешь, как трудно найти красивую девушку с правильными ушами! – буднично ответил Баст.

Хронист расхохотался снова – похоже, на второй раз это пошло легче.

– Нет, – сказал он. – Боюсь, что не знаю.

Баст взглянул на собирателя историй с неподдельной жалостью:

– Ну что ж, тогда просто поверь мне на слово. Ушки у нее были необычайно хороши.

– Я думаю, этот аккорд ты взял верно, Баст, – с усмешкой сказал Квоут. Он помолчал, а когда заговорил снова, речь его текла медленно, и взгляд был отстраненный. – Беда в том, что она не похожа ни на кого из тех, кого я знал. Было в ней нечто неуловимое. Нечто влекущее, словно жар от огня. Была в ней некая грация, некая искра…

– Нос у нее был кривоват, Реши, – сказал Баст, прервав грезы своего наставника.

Квоут посмотрел на него, меж бровей у него пролегла раздраженная складочка:

– Что-что?

Баст вскинул руки, как бы защищаясь:

– Я просто обратил внимание, Реши! У тебя в истории все женщины прекрасны. В целом я этого оспорить не могу, поскольку ни одну из них я не видел. Но эту-то я видел. Так вот, нос у нее был немного кривоват. И, если совсем уж начистоту, лицо было узковато, на мой вкус. Нет, Реши, она никоим образом не была идеалом красоты. Уж мне ли не знать! Я на этом собаку съел.

Квоут долго смотрел на своего ученика, выражение лица у него было суровым.

– Баст, мы ведь не просто сумма частей, из которых мы состоим, – сказал он слегка укоризненно.

– Так я же и не говорю, что она не была хорошенькой, Реши! – поспешно ответил Баст. – Она мне улыбнулась. И это было… ну, вроде как… Оно пробивало навылет, если ты меня понимаешь.

– Я-то понимаю, Баст. Но опять же, я ее знал.

Квоут посмотрел на Хрониста:

– Видишь ли, вся проблема в сравнениях. Если я скажу «у нее были черные волосы», ты можешь подумать: «Ну, я знавал черноволосых женщин, некоторые из них были красивы». Но все равно все это будет не то, потому что на самом деле твоя знакомая брюнетка ничего общего с нею не имела. Она не обладала ее остроумием, ее неподдельным обаянием. Эта женщина была не похожа ни на одну из тех, кого я встречал в своей жизни…

Квоут умолк, глядя на свои сложенные руки. Он молчал так долго, что Баст снова заерзал, озираясь в тревоге.

– Наверное, беспокоиться тут бессмысленно, – сказал наконец Квоут, подняв глаза и сделав знак Хронисту. – Даже если я испорчу и это тоже, мир от этого вряд ли изменится.

Хронист взялся за перо, и Квоут заговорил прежде, чем он успел окунуть его в чернила:

– Глаза у нее были темные. Темные, как шоколад, как черный кофе, как отполированные бока лютни моего отца. Глаза эти смотрели с красивого лица овальной формы. Каплевидной.

Квоут вдруг смолк, как будто у него слова иссякли. Молчание было таким внезапным и глубоким, что Хронист на миг оторвал взгляд от страницы, чего прежде ни разу не делал. Но в тот самый момент, как Хронист поднял глаза, из Квоута вырвался новый поток слов:

– Ее непринужденная улыбка могла заставить сердце мужчины остановиться. Губы у нее были алые. Не того кричаще-алого цвета, в который красят губы многие женщины, полагая, будто это делает их желанными. Нет, у нее губы были алыми всегда, утром и вечером. Как будто за несколько минут до того, как ты ее увидел, она ела землянику или пила кровь сердца.