Имя ветра

– И тут она лопнула! – говорил он, бешено жестикулируя. – И я подумал только: «О нет! Только не теперь! Перед самым финалом!» Но тут я увидел кровь у вас на руке, и у меня внутри все перевернулось. А вы посмотрели на нас, посмотрели на струны, мелодия звучала все тише, тише… И тут вы снова взялись за лютню. И я подумал только: «Какой отважный юноша! Чересчур отважный. Он просто не понимает, что ему не вытянуть финал оборванной песни на лютне с оборванной струной!» Но вы это сделали!

Он расхохотался, как будто я сыграл с миром удачную шутку, и подпрыгнул, будто джигу плясал.

Симмон, который уже не плакал и теперь целенаправленно надирался, рассмеялся вместе с графом. Вилем, казалось, не знал, как относиться к этому человеку, и смотрел на него серьезным взглядом.

– Вы непременно как-нибудь должны выступить у меня! – сказал Трепе и тут же вскинул руку. – Но сейчас мы об этом говорить не будем. Не стану более отнимать у вас время. – Он улыбнулся. – Но прежде чем уйти, я не могу не задать один, последний, вопрос. Сколько лет Савиен провел с амир?

Мне даже не пришлось раздумывать:

– Шесть. Три года, чтобы показать себя, и еще три года в ученье.

– А как вам кажется, шесть – хорошее число?

Я не понимал, к чему он клонит.

– Ну, вообще шесть не считается счастливым числом, – уклончиво ответил я. – Если бы я хотел выбрать хорошее число, я бы взял семь. – Я пожал плечами. – Либо три.

Трепе поразмыслил над этим, постукивая себя по подбородку:

– Да, вы правы. Однако, если он провел у амир шесть лет, это означает, что к Алойне он вернулся на седьмой год. – Он сунул руку в карман и вытащил пригоршню монет как минимум трех разных стран. Выбрал из россыпи семь талантов и сунул их мне в руку.

– М-милорд, – выдавил я, – я не могу взять эти деньги!

Меня изумили не сами деньги, а их количество.

Трепе, похоже, смутился:

– Это еще почему?

Я разинул рот – в кои-то веки я не нашелся, что сказать.

Трепе хмыкнул и сжал мою руку в кулак:

– Это не награда за выступление. Ну, то есть да, это награда за выступление, но в первую очередь это вам стимул, чтобы вы продолжали играть, продолжали совершенствоваться. Это ради музыки!

Он пожал плечами.

– Понимаете, чтобы лавры росли, им нужен дождь. Устроить дождь – не в моих силах. Однако я могу кое-что предпринять, чтобы этот дождь не лил на голову музыкантам, верно? – На его лице проступила лукавая улыбка. – Так что пусть уж Господь заботится о лаврах и поливает их. А я буду заботиться о музыкантах и смотреть, чтобы их не поливало. Ну а когда те и другие сойдутся вместе – это уж пусть решают те, кто помудрей моего!

Я помолчал.

– Мне кажется, вы мудрей, чем сами думаете.

– Ну-у, – сказал он, стараясь не показывать, как ему приятно, – ну, давайте об этом не распространяться, а не то люди станут ждать от меня слишком многого!

Он повернулся, и толпа быстро поглотила его.

Я опустил в карман семь талантов и почувствовал, как с плеч свалилась огромная тяжесть. Будто казнь отменили. Быть может, оно и в самом деле было так: я же не знал, каким образом Деви вздумается заставить меня уплатить долг. Я вздохнул свободно – впервые за два месяца. Как хорошо!

Когда Трепе удалился, ко мне подошел один из музыкантов с «дудочками», чтобы выразить свое восхищение. Вслед за ним – сильдийский ростовщик, который пожал мне руку и предложил угостить меня выпивкой.

За ним последовали дворянин средней руки, еще один музыкант и очаровательная молодая дама – я подумал было, что это и есть моя Алойна, пока не услышал ее голос. То была дочка местного ростовщика, и мы немного поболтали о том о сем, прежде чем она отошла. Я только в последний момент спохватился, вспомнил о хороших манерах и поцеловал ей руку.

Через некоторое время все лица слились в одно. Они подходили один за другим, выражали мне свое почтение, одобрение, жали руку, давали советы, завидовали и восхищались. Несмотря на то что Станхион сдержал слово и не дал им накинуться на меня всем разом, вскоре мне сделалось трудно их различать. Ну и метеглин делу тоже не помогал.

Даже не знаю, сколько времени прошло, прежде чем мне пришло в голову поискать Амброза. Окинув взглядом зал, я потыкал Симмона локтем, заставив его отвлечься от игры, в которую они с Вилемом играли железными шимами.

– А где наш закадычный друг? – спросил я.

Симмон посмотрел на меня непонимающе, и я осознал, что он уже слишком пьян, чтобы понимать иронию.

– Амброз, – уточнил я. – Где Амброз?

– Свалил, – сообщил Вилем несколько воинственным тоном. – Сразу, как ты доиграл. Еще до того как ты получил «дудочки».

– Он зна-ал! Зна-ал! – радостно пропел Симмон. – Он знал, что ты их получишь, и не мог на это смотреть!

– И, когда он уходил, выглядел он хреново, – сообщил Вилем с долей злорадства. – Он был весь бледный и трясся. Как будто обнаружил, что кто-то весь вечер мочился ему в пиво.

– А может, так оно и было, – сказал Симмон с несвойственной ему злобностью. – Я бы помочился!

– Трясся? – переспросил я.

Вилем кивнул:

– Дрожал. Как будто его под дых ударили. Линтен его под руку вел.