Имя ветра

Какие знакомые симптомы! Точь-в-точь лихорадка связывателя. У меня возникли подозрения. Я представил себе, как Амброз слушает мое исполнение – лучшее, которое он слышал в своей жизни, – и понимает, что я вот-вот завоюю себе «дудочки»…

Он не стал бы делать ничего такого, что бросалось в глаза, но он мог взять какую-нибудь нитку или длинную щепку от стола… И то и другое дало бы весьма слабую симпатическую связь с моей струной: в лучшем случае один процент, а то и десятую долю процента.

Я представил, как Амброз, сосредоточившись, вытягивает тепло из своего собственного тела, как постепенно холодеют его руки и ноги. Я представил, как его трясло, как он задыхался, пока, наконец, струна не лопнула…

…А я все равно допел песню, несмотря на все его труды! Эта мысль заставила меня улыбнуться. Разумеется, все это были чисто умозрительные рассуждения, однако же ведь отчего-то у меня струна лопнула? А я ни на секунду не сомневался, что с Амброза станется выкинуть нечто подобное. Я снова прислушался к тому, что говорит Симмон.

– …Подойти к нему и сказать: «Я совсем не сержусь за тот раз, когда ты в тигельной поменял местами мои соли, и я целый день проходил слепым. Нет-нет! Давай выпьем!» Ха!

Симмон расхохотался, захваченный своими мстительными фантазиями.

Поток доброжелателей несколько поиссяк: коллега-лютнист, тот флейтист с «талантовыми дудочками», которого я видел на сцене, местный купец… Сильно надушенный господин с длинными напомаженными волосами и винтийским акцентом хлопнул меня по спине и вручил кошелек с деньгами, «на новые струны!» Господин мне не понравился. Кошелек я взял.

– А почему все только об этом и твердят? – спросил у меня Вилем.

– О чем?

– Ну, половина тех, кто подходит пожать тебе руку, распространяются о том, какую прекрасную песню ты спел. А вторая половина о песне, считай, не упоминает, а твердит только о том, как ты играл с порванной струной. Как будто песню они вообще не слышали.

– Просто первая половина ничего не понимает в музыке, – сказал Симмон. – Только те, кто серьезно разбирается в музыке, способны оценить подвиг, который совершил сегодня наш э-лирчик.

Вилем задумчиво хмыкнул:

– А что, это так сложно, то, что ты сделал?

– Да я ни разу не видел, чтобы кто-то сыграл хотя бы «Белочку на крыше» без одной струны! – сказал ему Симмон.

– Ну, – сказал Вилем, – у тебя это выглядело так, будто это несложно. Ладно, раз уж ты одумался и решил отказаться от этих иллийских фруктовых соков, разрешишь, наконец, угостить тебя хорошим темным скаттеном, напитком сильдийских королей?

Я способен узнать комплимент, когда я его слышу, однако мне не хотелось соглашаться сейчас, когда в голове у меня только-только начало проясняться.

К счастью, отговариваться мне не пришлось: ко мне подошла засвидетельствовать свое почтение Марея. Это была та очаровательная золотоволосая арфистка, которая сама претендовала на «дудочки», но не преуспела. Я было подумал, что она-то и была голосом моей Алойны, но, послушав ее немного, я понял, что этого быть не может.

Но все равно она была красавица. Даже красивее, чем выглядела на сцене – а такое бывает далеко не всегда. Из разговора я узнал, что она – дочка одного из членов городского совета Имре. На фоне водопада темно-золотых волос ее нежно-голубое платье выглядело отражением синевы ее глаз.

И все же, как ни очаровательна она была, я не мог предаться беседе с той полнотой, которой заслуживала красавица. Мне отчаянно хотелось пойти поискать ту, которая пела со мной Алойну. Мы поболтали, поулыбались и расстались с добрыми словами и обещаниями встретиться снова. Она скрылась в толпе – восхитительное собрание плавных изгибов.

– Ну и что это было за позорище? – осведомился Вилем, когда девушка ушла.

– А что такое? – спросил я.

– «Что такое»! – передразнил он. – Ты совсем тупой или притворяешься? Если бы такая прелестная девушка хоть одним глазком взглянула на меня так, как эта смотрела на тебя обоими… Я бы уже искал комнату, мягко говоря.

– Она просто держалась по-дружески! – возразил я. – И мы с ней разговаривали. Она спрашивала, не могу ли я показать ей кое-какие переборы для арфы, но мне уже очень давно не приходилось играть на арфе.

– И еще долго не придется, если будешь упускать случаи вроде этого! – напрямик заявил Вилем. – Она же только что расстегиваться не начала!

Сим подался вперед и положил руку мне на плечо – живое воплощение озабоченного друга.

– Квоут, я как раз собирался с тобой поговорить именно об этой проблеме. Если ты действительно не заметил, что она испытывает к тебе интерес, возможно, тебе стоит признать, что ты и в самом деле совсем тупой, когда речь идет о женщинах. Ты не думал о том, чтобы сделаться священником?

– Да вы просто пьяны оба! – сказал я, чтобы они не заметили, как я краснею. – Вы, часом, не обратили внимание – в нашем разговоре упоминалось о том, что она дочка советника?

– А ты, часом, не обратил внимание, – отпарировал Вил тем же тоном, – как она на тебя смотрела?