Я встряхнул на руке свой заново потяжелевший кошелек, зная, что барышник на слух отличит звон чистого сильдийского серебра.
– Если вы продадите мне лошадь, которая потеряет подкову, охромеет или будет шарахаться от любой тени, я упущу ценную возможность. Упущу безвозвратно. Если такое случится, я не приду к вам требовать деньги назад. Я не стану жаловаться констеблю. Я нынче же ночью приду в Имре и подожгу ваш дом. А когда вы выбежите из дома, в ночной рубашке и фланелевом колпаке, я вас убью, зажарю и съем. Прямо там, на лужайке перед домом, на глазах у ваших соседей.
Я посмотрел на него убийственно серьезным взглядом.
– Господин Каэрва, я предлагаю вам деловое соглашение. Если оно вас не устраивает, так и скажите, я пойду к кому-нибудь еще. В противном случае оставьте в покое этих деревенских кляч и покажите мне нормальную лошадь.
Низенький сильдиец уставился на меня, скорее ошарашенный, чем напуганный. Я видел, что он пытается сообразить, что же происходит. Скорее всего, он решил, что я либо буйный псих, либо сын какой-нибудь важной шишки. Возможно, и то и другое.
– Ну хорошо, – сказал он совсем другим тоном. – Вы говорите о долгой и трудной поездке – насколько долгой и трудной она будет?
– Очень долгой и трудной, – сказал я. – Мне нужно за сегодняшний день покрыть семьдесят миль. По проселочным дорогам.
– Седло и сбруя вам тоже понадобятся?
Я кивнул:
– Не роскошные и не новые.
Он перевел дух:
– Ну хорошо. И сколько денег вы намерены потратить?
Я покачал головой и сухо улыбнулся:
– Покажите мне лошадь и назовите вашу цену. Вольдер меня вполне устроит. Если он несколько норовист, я буду не против, если это означает, что у него сил в избытке. Хороший полувольдер тоже сойдет или гершаэнская четвертная.
Каэрва кивнул и повел меня назад, в широкие ворота конюшни.
– Гершаэн у меня как раз есть. И даже чистокровный. – Он махнул одному из конюхов: – Выведи-ка нашего вороного, живо!
Мальчишка метнулся прочь.
Барышник обернулся ко мне:
– Великолепное животное! Я его перед покупкой погонял как следует, для верности. Проскакал галопом целую милю, а он даже и не вспотел. Ход – мягче не бывает. Уж я вашей милости на этот счет врать не стану.
Я кивнул. Чистокровный гершаэн вполне соответствовал моим целям. Они отличались легендарной выносливостью. Но зато и цену тут сбить не получится. Хорошо выезженная четвертная стоит все двенадцать талантов.
– И сколько вы за него просите?
– Ровно две марки, – сказал он без тени извинения или заискивания.
Тейлу милосердный, двадцать талантов! Да за такие деньги он должен быть серебром подкован.
– Я не в настроении долго торговаться, Каэрва, – сухо сказал я.
– Вы мне это уже дали понять, милорд, – ответил он. – Я вам говорю свою честную цену. Вот. Сейчас сами увидите почему.
Мальчишка выбежал из конюшни, ведя в поводу лоснящееся вороное чудовище. По меньшей мере восемнадцать ладоней в холке, гордая голова, вороной от носа до кончика хвоста.
– Лю-юбит бегать, – неподдельно ласково протянул Каэрва. И провел ладонью по гладкой черной шее. – А на масть-то, на масть поглядите! Ни единой светлой волосинки. Потому он и стоит двадцать талантов, и ни единым шимом меньше.
– Масть меня не интересует, – рассеянно сказал я, осматривая жеребца на предмет следов травм или признаков дряхлости. Ничего такого. Конь был ухожен, молод и силен. – Мне требуется только быстро доехать до места.
– Понимаю, понимаю, – извиняющимся тоном сказал барышник. – Но я-то не могу не обращать внимания на масть. Если выждать еще пару оборотов, его непременно купит какой-нибудь молодой аристократ, просто за красоту.
Я понимал, что это правда.
– Кличка у него есть? – спросил я, медленно подходя к вороному, давая ему обнюхать свои руки и привыкнуть ко мне. Торговаться можно и второпях, но приучать лошадь к себе надо не спеша. Только глупец станет действовать впопыхах при первом знакомстве с норовистым молодым гершаэном.
– Да нет, как-то ни одна не прилипла.
– Как же тебя звать, а, парень? – негромко спросил я, чтобы приучить коня к звуку своего голоса. Он деликатно понюхал мою ладонь, пристально следя за мной большим, умным глазом. Пятиться он не стал, однако же явно чувствовал себя не в своей тарелке. Я продолжал говорить, подступая ближе, надеясь, что мой голос его успокоит. – Тебе хорошее имя нужно. Не хотелось бы, чтобы какой-нибудь дворянчик с претензией на остроумие окрестил тебя «Полуночником», или «Головешкой», или «Трубочистом», или еще каким-нибудь жутким прозвищем.
Я подошел вплотную, положил ладонь ему на шею. Конь дернул шкурой, но не отстранился. Мне нужно было убедиться, что он не только крепок и силен, но еще и уравновешен. Не хватало еще очутиться верхом на каком-нибудь сумасброде…
– Какой-нибудь полоумный обозвал бы тебя «Дегтем» или «Варом» – вот еще чего не хватало! А то еще «Грифель» – скучное имя. Ну или, не дай Бог, назовут тебя «Чернышом» – разве ж это имя для такого принца?