Имя ветра

Мне надо было ее растормошить и отвлечь, так что мы оба еще немного попили и залезли обратно на смотровую площадку. Дракк лежал и спал на солнышке.

Я воспользовался случаем и запихал одеяло и вяленое мясо к себе в котомку.

– Раньше мне было неловко грабить мертвеца, – сказал я. – Но теперь…

– Ну, по крайней мере теперь мы знаем, почему он прятался в глуши с арбалетом и зачем устроил себе эту смотровую площадку, – сказала Денна. – Эта небольшая тайна раскрыта.

Я начал было завязывать котомку, но спохватился, и арбалетные болты тоже прихватил.

– А это зачем? – спросила Денна.

– Ну, они тоже денег стоят, – сказал я. – Я задолжал денег одной опасной особе. Мне каждый пенни дорог…

Я умолк и задумался.

Денна посмотрела на меня, и я понял, что ее осенила та же идея.

– А ты знаешь, сколько стоит такое количество смолы? – спросила она.

– На самом деле нет, – сказал я, думая о тридцати сковородах, в каждой из которых лежит блинчик черной, липкой смолы размером с суповую тарелку. – Думаю, что много. Ужасно много.

Денна переступила с ноги на ногу.

– Квоут, я даже не знаю, что я об этом думаю. Я видела, как девушки подсаживались на это зелье. Да, мне нужны деньги, – она с горечью рассмеялась. – У меня теперь даже сменной одежды не осталось. – Вид у нее сделался озабоченный. – Но я не уверена, настолько ли они мне нужны.

– Я про аптекарей думал! – поспешно сказал я. – Они очищают эту смолу и получают лекарство. Это сильное обезболивающее. Правда, аптекари заплатят куда меньше, чем если бы мы обратились к людям другого сорта, но все-таки лучше полкаравая…

Денна широко улыбнулась:

– Полкаравая меня вполне устроит! Особенно сейчас, когда этот таинственный козел, мой покровитель, взял и исчез.

Мы вернулись в ущелье. На этот раз, выйдя из тесного прохода, я смотрел на выпарные сковороды совсем иным взглядом. Теперь каждая из них была равносильна увесистой монете у меня в кармане. Плата за следующую четверть, новая одежда, возможность рассчитаться с Деви…

Я видел, что Денна смотрит на поддоны с тем же завороженным видом – только у нее, пожалуй, взгляд был более остекленевший, чем у меня.

– А ведь я на это год могла бы прожить свободно, – сказала она. – И не зависеть ни от кого…

Я сходил в сарайчик и достал нам с нею по скребку. Потрудившись несколько минут, мы собрали все черные, липкие куски в один ком величиной с дыньку.

Денна слегка вздрогнула, потом, улыбнувшись, посмотрела на меня. Щеки у нее разгорелись.

– Мне что-то вдруг так хорошо стало! – Она скрестила руки на груди, потерла плечи. – Очень, очень хорошо. Не думаю, что дело только в мыслях об этих деньжищах.

– Это смола, – сказал я. – Тебя только сейчас накрыло – это добрый знак. Если бы это случилось раньше, я бы встревожился.

Я посмотрел на нее серьезно.

– Теперь слушай. Если вдруг почувствуешь тяжесть в груди или дышать станет трудно – сразу дай мне знать. Если ничего из этого не произойдет, значит, все будет в порядке.

Денна кивнула, глубоко вздохнула и с шумом выпустила воздух.

– О Ордаль, светлый ангел небесный, как же мне хорошо! – Она испуганно взглянула на меня – но при этом все сильнее расплывалась в улыбке. – И что, теперь я на это подсяду, да?

Я покачал головой. Она вздохнула с облегчением.

– А знаешь, что самое ужасное? Вот я боюсь подсесть, и в то же время мне все равно, что я этого боюсь. Никогда раньше ничего подобного не испытывала. Неудивительно, что наш большой чешуйчатый друг постоянно возвращается, чтобы попробовать еще…

– Тейлу милосердный! – сказал я. – Об этом я даже и не подумал. Так вот почему он пытается прорваться сюда! Смолу чует. Он ест эти деревья уже два оборота, по три-четыре штуки в день…

– Самый большой сладкоед на свете, который то и дело возвращается за новой дозой! – Денна расхохоталась, но тут же на ее лице отразился ужас. – А сколько деревьев там осталось?

– Два или три, – сказал я, вспомнив ряды ям и обломанных пней. – Но он мог и еще одно съесть, пока мы были тут.

– Ты когда-нибудь видел сладкоеда, когда они хотят еще? – с ошеломленным лицом спросила Денна. – Они же безумны!

– Да я знаю, – ответил я, вспомнив виденную мной в Тарбеане девушку, что танцевала голой на снегу.

– И как ты думаешь, что он станет делать, когда деревья закончатся?

Я надолго задумался.

– Отправится искать еще. Впадет в ярость. А он знает, что последнее место, где он нашел деревья, был домик, где пахло людьми… Придется его убить.

– Уби-ить? – Денна расхохоталась, потом снова зажала рот руками. – Как? Моим дивным голосом и твоим мужеством и отвагой? – Она принялась неудержимо хихикать, несмотря на то что обеими руками зажимала себе рот. – Господи, Квоут, прости, пожалуйста… Долго я еще такой буду?

– Не знаю. Офалум вызывает эйфорию…

– Есть! – она подмигнула мне, широко улыбаясь.

– Затем маниакальное возбуждение, возможно – бредовое состояние, если доза была достаточно высокой, затем изнеможение.

– Ну, может, хоть в кои-то веки просплю ночь, не просыпаясь, – сказала она. – Но не можешь же ты всерьез рассчитывать убить эту тварь! И чем ты его убьешь? Заостренной палкой?