Имя ветра

– Смотри, все нормально. Давай, ешь! – Мой тон смягчился, сделался скорее умоляющим, чем повелительным. – Ну Денночка, доверься мне!

Она взяла несколько угольков, положила их в рот. Бледная, с накипающими в глазах слезами, она прожевала их и, поморщившись, запила уголь глотком воды.

– Они тут собирают офалум, черт бы их взял, – сказал я. – Какой я идиот, что сразу не увидел!

Денна хотела было что-то сказать, но я оборвал ее:

– Молчи. Ешь. Ешь столько, сколько сможешь.

Она серьезно кивнула. Глаза у нее были расширены. Она прожевала, поперхнулась и проглотила уголь с еще одним глотком воды. Она двенадцать раз набила рот углем, быстро все съела, потом еще раз прополоскала рот.

– Что такое «офалум»? – тихо спросила она.

– Наркотик. Эти деревья – деннеры. Ты только что откусила здоровенный кусок деннеровой смолы.

Я сел рядом с ней. Руки у меня тряслись. Я прижал ладони к ногам, чтобы это скрыть.

Денна притихла. Что такое смола деннера – это знал всякий. В Тарбеане живодеры то и дело собирали по проулкам и подворотням Приморья окоченевшие трупы сладкоедов, хвативших лишнюю дозу.

– Много ты проглотила? – спросил я.

– Я ее просто жевала, как ириску… – Лицо у Денны снова побледнело. – Ой, еще кусок в зубах застрял…

Я потыкал пальцем в мех с водой.

– Полощи, полощи!

Она погоняла воду от щеки к щеке, выплюнула и повторила все сначала. Я пытался определить, сколько наркотика попало к ней в организм, но тут было слишком много неизвестных. Я не знал ни сколько она проглотила, ни насколько эта смола очищенная – пробовали ли эти крестьяне ее фильтровать…

Она пошевелила губами, ощупывая языком зубы:

– Ну вот. Я чиста.

Я заставил себя рассмеяться.

– Да уж, чище не придумаешь! – сказал я. – У тебя весь рот черный. Ты выглядишь как ребенок, игравший в угольном баке.

– Да ты сам не лучше! – сказала она. – Ты похож на щетку для труб!

Она коснулась моего голого плеча. Наверное, я порвал рубашку о камни, пока бегал за мехом с водой. Денна слабо улыбнулась – но ее перепуганных глаз улыбка не коснулась.

– И чего ради я набивала живот углем?

– Уголь действует как химическая губка, – объяснил я. – Вбирает всякие наркотики и яды.

Она слегка повеселела:

– Все-все?

Я подумал было соврать, но решил, что лучше не стоит.

– Почти все. Ты съела его достаточно быстро. Он всосет значительную часть того, что ты проглотила.

– Значительную – это какую?

– Шесть из десяти, – сказал я. – Есть надежда, что и побольше. Как ты себя чувствуешь?

– Мне страшно, – сказала она. – Меня трясет. А так, в общем, как обычно.

Она нервно заерзала и угодила рукой в липкую лепешку смолы, которую я выбил у нее из рук. Денна отшвырнула ее и испуганно вытерла руку об штаны.

– А сколько времени пройдет, прежде чем мы поймем?

– Я не знаю, насколько она у них очищенная, – сказал я. – Если она совсем сырая, ей потребуется больше времени, чтобы всосаться. Это хорошо: действие будет более смазанным, распределится на больший промежуток времени.

Я пощупал пульс у нее на шее. Сердце у нее отчаянно колотилось, но мне это ничего не сказало. Сердце и у меня колотилось.

– Смотри сюда!

Я поводил рукой у нее перед лицом, следя за ее глазами. Зрачки реагировали на свет с запозданием. Я положил руку ей на голову и, под предлогом того, что хочу приподнять веко, надавил на синяк на виске, сильно. Она не дернулась – и вообще ничем не показала, что ей больно.

– Я раньше думала, будто мне мерещится, – сказала Денна, глядя на меня, – а у тебя глаза действительно цвет меняют. Обычно они ярко-зеленые, с золотым ободком внутри…

– Это у меня от матери, – сказал я.

– Но я за тобой слежу… Вчера, когда ты отломал ручку насоса, они сделались тускло-зеленые, мутные такие. А когда свинопас сказал насчет «брехливых руэ», они почернели, всего на миг. Я тогда подумала, что это игра света, а теперь вижу, что нет.

– Даже удивительно, что ты заметила, – сказал я. – Единственный человек, который мне об этом говорил, был мой прежний наставник. А он был арканист, то есть это, в общем, его работа – обращать внимание на всякие мелочи.

– Ну, обращать внимание на всякие мелочи, связанные с тобой, – это как раз моя работа.

Она слегка склонила голову набок.

– Людей, наверное, отвлекают твои волосы. Они такие яркие. Это… это действительно отвлекает. А лицо у тебя, на самом деле, очень выразительное. Ты его постоянно контролируешь, даже то, куда смотрят твои глаза. Но не их цвет. – Она слабо улыбнулась. – Вот сейчас они бледные. Словно зеленоватый иней. Ты, наверное, ужасно напуган.

– Подозреваю, это старая добрая похоть, – сказал я нарочито грубо. – Нечасто красивые девушки подпускают меня так близко.

– Ой, ты все время врешь, да так красиво… – сказала она, отведя взгляд и потупившись. – Я умру?

– Нет, – твердо ответил я. – Точно нет.

– А можно… – она подняла на меня взгляд и снова улыбнулась. Глаза у нее были влажные, но она не плакала. – Можно, ты скажешь это вслух?

– Ты не умрешь, – сказал я, вставая. – Пошли, посмотрим, не убрался ли наш приятель ящер.