Имя ветра

Меня помыли и перевязали. Чрезвычайно старательно перевязали. Кто-то счел необходимым залечить все мои свежие травмы, независимо от того, насколько они были серьезны. У меня была перебинтована голова, грудь, колено и одна ступня. Кто-то промыл и перевязал даже мелкие ссадины у меня на руках и рану от ножа, которую три дня назад нанесли мне Амброзовы головорезы.

Самым серьезным из всего этого казалась мне шишка на голове. Она пульсировала, гудела, и, когда я попытался приподнять голову, голова у меня закружилась. Перемещение выглядело как лекция по карательной анатомии. Я свесил ноги с кровати и поморщился: «Глубокая травма медиально-полонной мышцы правой ноги». Я сел: «Косое растяжение хряща плавающих ребер». Поднялся на ноги: «Небольшое растяжение суб… транс… черт, как же оно там называется?» Я представил себе лицо Арвила, хмурящегося на меня из-за своих круглых очков.

Мою одежду выстирали и зачинили. Я оделся, стараясь двигаться помедленнее, смакуя многочисленные занятные новости, что сообщало мне мое тело. Хорошо еще, что в комнате не было зеркала, я понимал, что выгляжу как побитый. Повязка на голове изрядно мешала, но я решил ее не снимать. Судя по тому, как я себя чувствовал, возможно, повязка была единственным, что не давало моей голове развалиться на части.

Я подошел к окну. Небо было затянуто тучами, и в сером пасмурном свете город выглядел ужасно: повсюду гарь и пепел. Лавка напротив трактира была раздавлена, будто кукольный домик под солдатским сапогом. Люди медленно разбирали завалы. Тучи были плотные, так что определить время я не мог.

Я услышал слабый сквознячок – это отворилась дверь. Я обернулся и увидел в дверях молодую женщину. Юная, милая, неприметная – одна из тех девушек, что всегда работают в трактирчиках вроде этого и зовутся обычно Нелли. Нелл. Одна из тех девушек, что проводят жизнь в вечном страхе, потому что трактирщик сердитый и несдержан на язык, да и руки распускать не стесняется. Она уставилась на меня, явно удивленная тем, что я встал с кровати.

– Никто не погиб? – спросил я.

Она покачала головой:

– Парень у Лирамов руку сломал, довольно скверно. Да еще обожгло кой-кого, и все такое…

Я почувствовал, как все тело у меня расслабилось.

– Напрасно вы встали-то, сэр. Доктор говорит, вы могли и вовсе не очнуться. Отдыхали бы вы.

– А… а родственница моя в город не вернулась? – спросил я. – Та девушка, что была на хуторе Маутенов? Она тоже здесь?

Женщина покачала головой:

– Нет, сэр, только вы.

– А сколько времени?

– Ужин пока еще не готов, сэр. Но я вам принесу чего-нибудь покушать, если хотите.

Моя котомка лежала возле кровати. Я вскинул ее на плечо – она была странно легкой теперь, когда внутри не было ничего, кроме чешуйки и лоденника. Я огляделся в поисках башмаков, потом вспомнил, что я их сбросил прошлой ночью, чтобы обеспечить себе лучшее сцепление с крышами.

Я вышел из номера. Девушка тащилась за мной. Я спустился в общий зал. За стойкой стоял все тот же мужик, все с той же кислой миной.

Я подошел к нему.

– Моя родственница, – спросил я, – она в городе?

Мужик за стойкой обратил свой кислый взгляд на дверь, из которой я вышел, откуда как раз показалась девушка.

– Бога ради, Нелл, какого черта ты позволила ему встать? Вот же ума Бог дал: меньше, чем собаке!

Значит, ее и в самом деле зовут Нелл. Я счел бы это забавным – при других обстоятельствах.

Он обернулся ко мне и улыбнулся – улыбка у него была не менее кислой.

– Господи, парень, что, болит лицо-то? Умереть можно! – Он фыркнул над собственной шуточкой.

Я зыркнул на него исподлобья:

– Я спрашивал про свою родственницу!

Он покачал головой:

– Не возвращалась она. Да туда ей и дорога, одни неприятности от нее.

– Принесите хлеба, фруктов и мяса какого-нибудь, что там у вас есть на кухне готового, – распорядился я. – И бутылку авеннийского фруктового вина. Земляничного, если есть.

Он облокотился на стойку и насмешливо вскинул бровь. Его кислая мина расплылась в покровительственной улыбочке:

– Незачем так спешить, сынок! Теперь, раз уж ты встал, с тобой захочет побеседовать констебль.

Я стиснул зубы, чтобы не брякнуть первое, что пришло на ум, и перевел дух.

– Послушайте, последние два дня у меня выдались на редкость неприятные, у меня болит голова, причем так болит, что вам ума не хватит вообразить, и вдобавок моя подруга, возможно, попала в беду. – Я воззрился на него с ледяным спокойствием. – Мне не хотелось бы доводить дело до неприятностей. Поэтому я вас прошу, вежливо прошу, принести мне то, что я сказал. – Я достал кошелек. – Будьте так любезны.

Он смотрел на меня. Его лицо мало-помалу изменялось от закипающего гнева.

– Ах ты ж, нахальный сопляк! Научись разговаривать вежливо, а не то гляди, усажу и привяжу тебя к стулу, пока констебль не придет!

Я бросил на стойку железный драб, крепко стиснув в кулаке второй такой же.

Трактирщик насупился:

– Это что такое?

Я сосредоточился и почувствовал, как в мою руку постепенно проникает холод.

– Чаевые, – сказал я. Над драбом поднялась и заклубилась тоненькая струйка дыма. – За быстрое и вежливое обслуживание!