Имя Зверя. Ересиарх. История жизни Франсуа Вийона, или Деяния поэта и убийцы

Бедная малышка Жанетт… Что видели ее глаза перед смертью? Кто прокрался в ее темную комнатушку, чтобы исполнить жестокий приговор невольному и единственному свидетелю безумств прелата Раймона де Ноая?

Вийон осмотрел тело. Шлюха была задушена. На шее ее он увидел припухшую, набрякшую темно-синюю полосу. Гаррота?

Что-то в картине убийства ему не нравилось. Вийон скорее купил бы кота в мешке, чем историю о том, что Жанетт задушили при помощи проволоки или куска бечевы. Потому что какая бечева и какая гаррота оставят след в виде синей полосы и видных тут и там небольших глубоких ранок на шее жертвы? А именно такой шрам и видел Вийон на теле своей верной потаскушки. К рогатому бесу! Франсуа повидал в своей жизни немало трупов – как лишенных жизни при помощи меча и кинжала, так и нескольких приятелей, что закончили свой бунташный путь, повиснув между небом и землей в петле, затянутой умелой рукой заплечных дел мастера. Но след на шее маленькой шлюшки не походил на конопляную веревку или человеческую руку. Ее что, удавили… поясом, утыканным шипами? Колючим ошейником? Но как, мать его? И зачем было прилагать столько усилий, если хватило бы тычка кинжалом?

Он внимательно осмотрел комнату, проверил углы. Двери затворены были изнутри и заложены наглухо засовом. Окно тоже прикрыто изнутри – щеколду выбил и выломал он сам, когда сюда входил. Кроме следов его клинка, он не видел нигде ни единого знака, оставленного убийцей, а тот ведь каким-то образом должен был войти в комнату, задушить Жанетт и улетучиться. То есть задушить-то он ее точно задушил, но как же он вышел, если дверь и окно были заперты изнутри? Секретный проход? Вийон чуть не фыркнул: в этой старой развалюхе такой ход вел бы разве что прямиком под юбки Галисийки.

И похоже, вспомнил он о хозяйке в дурной час.

Потому что кто-то вдруг застучал в дверь настойчиво и зловеще. Вийон услышал снаружи гомон голосов, среди которых выделялся, поднимаясь к самим небесам, тонкий фальцет старухи:

– Жанетт, сучка, открывай!

Поэт замер. Он оказался в капкане, в проклятущей крысиной ловушке, дорога из которой вела только на виселицу. Некоторое время он еще тщил себя надеждой, что Галисийка отступит хотя бы на минутку, дав ему тем самым возможность сбежать, однако удары в дверь не прекращались.

– Жанетт, чертова ты киска, – пищала старая перечница нервным, визгливым голосом. – Ты за комнату вот уже два дня не платишь! Куда ты подевалась, падаль завонявшаяся? Это приличный дом, и жить тут могут только те, кто платит!

Вийон, ясное дело, отвечать не стал. Надеялся еще переждать скандал, а потом выскользнуть, однако старуха оказалась ловчее. А к тому же пришла не одна.

– Что тут, матушка? – спросил грубый мужской голос, принадлежащий, должно быть, подмастерью каменщика. – Вышибаем дверь?

– Наверное. Делайте свое дело, добрые господа.

– Жаль дверок-то, – заявил второй голос, а Вийон мысленно благословил его. – Может, ее там и нету вовсе? Говорю вам, эта потаскушка упорхнула отсель как молодая голубица. Пьет теперь винцо с полюбовником и смеется, что так ловко вас надурила.

– Вышибайте! – крикнула Галисийка. – Жанетт, ежели ты там, то Богом клянусь: обдеру тебя до нитки! Еще и за дверь мне заплатишь!

Стук долота или клина заставил Вийона покрыться потом. Он не мог тут остаться, это было ясно как день. Понимал, что ждут его серьезные проблемы, если Галисийка и прислужники застанут его в этой комнатке с трупом Жанетт. С другой стороны, сбеги он через окно, оставив тело девушки, потеряет единственное доказательство, благодаря которому он мог бы шантажировать прелата де Ноая. Труп маленькой потаскушки все же стоил нынче поболе, чем сама девка при жизни.

Дверь затрещала, когда с противоположной стороны посыпались на нее удары молотков. Вийон не стал больше ждать. Схватил ветхую попону с постели, завернул в нее тело, перехватил своим поясом. Выглянул на улицу – были уже сумерки, время, когда запирали городские ворота, а потому на мосту Нотр-Дам народу было уже немного. Серый саван близящегося вечера наползал на дорогу – солнце западало за изломанную линию крыш, тонуло в лесах и болотах, раскинувшихся между стенами и воротами Святого Гонория.