Имитация науки. Полемические заметки

Вообще-то, согласно распространенным представлениям, язык есть материальная оболочка мысли. В таком случае между первым и вторым ничего не помещается. Если А. А. Иванов придерживается иного мнения, то он не имеет права обходить этот вопрос. На авторе лежит обязанность показать, что между мышлением и языком действительно существует какое-то опосредующее звено. Это первая часть задачи. Вторая – обосновать тезис, согласно которому таким звеном является дискурс. При этом было бы весьма полезно разъяснить, в каком именно смысле употребляется им это последнее понятие. Оно выступает в рецензируемой работе в качестве ключевого, но его смысл никак не очерчен. На это можно возразить, что автор просто не имеет физической возможности давать пояснения ко всем употребляемым им терминам. Да, такое возражение вполне резонно, однако, как мы полагаем, автор действительно научного труда обязан озаботиться тем, чтобы его правильно поняли, и по этой причине не имеет права избегать экспликации (хотя бы эскизной) ключевых терминов.

Наибольшие трудности понимания созданного А. А. Ивановым текста вызывают понятия означаемого и означающего. Эти понятия введены в научный оборот Ф. де Соссюром для характеристики различных сторон языкового знака. Означающее – материальная сторона знака, означаемое – смысловая, денотативная. Например, означающим слова «рука» будут четыре звука: [р], [у], [к], [а], а означаемым – семантический (или смысловой) аспект данного слова.

Все эти сугубо лингвистические сюжеты А. А. Иванов использует для того, чтобы изложить вещи, лежащие далеко не в лингвистической плоскости, причем вкладывает в понятия «означающее» и «означаемое» свой собственный смысл, отличный от общепринятого. Вот, например, его высказывание на с. 20:

«Дискурс субъекта существует как детерминированная цепь означающих, как автономная, объективная по отношению к конкретному индивиду структура формальных отношений».

Здесь под означающим явно понимается знак, а не сторона знака. Вот еще одно высказывание, которое свидетельствует о том же:

«В словах “сие есть тело мое” “есть” превратилось в “означает”, “замещает”. Хлеб и вино, освободившись от субстанциальности, стали лишь формальными означающими…» (с. 62).

Замещать предмет, означать его может только знак, но не сторона знака. Если бы автор сводил знак к одной его стороне и всегда придерживался такого подхода, это еще можно было бы трактовать как проявление творческой индивидуальности, хоть и несколько чрезмерное. Но дело обстоит гораздо хуже: он употребляет понятие «означающее» в совершенно произвольном смысле. Возьмем высказывание на с. 77:

«Концепт “субъект/личность” функционирует в репрезентативной культуре Модерна как “нулевая институция” – величина неопределенного значения, означающее, включенное в ряд означающих, демонстрирующее устранение разрыва между двумя сторонами знака».

Здесь прямо утверждается, что означающее – это определенного рода концепт. Но концепт по определению есть нечто нематериальное, это смысл, образ предмета. Означающее же, напомним, сторона знака, т. е. явления материального.

Но главный вопрос, который встает перед читателем, пытающимся постигнуть глубины диссертации А. А. Иванова, – это не вопрос о трактовке тех или иных понятий, а другой – зачем вообще нужна вся эта лингвистическая терминология? Что она дает для понимания тех реалий, которые он описывает? Вот на с. 179 А. А. Иванов пишет:

«В своем романе (“Что делать?” – Р. Л.) Чернышевский <…> предложил такой вариант конструирования означающих, в котором противоположности трансформируются друг в друга, одна превращается в нечто другое и не предполагается ничего, что могло бы существовать вне таких конструкций, могло быть не втянуто в их орбиту».