Идеология есть результат иллюзии, которая всегда объективно обусловлена. Так, утверждение, что капиталист и рабочий – равноправные партнеры на рынке труда, является типичной идеологической иллюзией, ибо в ее основе лежит объективно детерминированная видимость. На поверхности экономических отношений дело обстоит именно так. (Подобно тому, как на поверхности астрономических явлений лежит факт вращения небесных светил вокруг Земли.) Миф же создается не вследствие отождествления видимости с сущностью, а вообще вне всякой связи с объективной действительностью. Миф творится с определенными социально-политическими целями, не считаясь с фактами и логикой. Например, попытка взглянуть на мифические «десятки миллионов безвинно расстрелянных» с позиций здравого смысла сразу вскрывает абсурд мифа[420]
. Здесь мы подошли к другому принципиальному отличию мифа от идеологии. Идеология существует благодаря очевидности, миф – вопреки очевидности. Так, совершенно очевидный, фиксируемый чувствами факт состоит в том, что цена есть результат соглашения между продавцом и покупателем. Эта видимость и служит основанием для соответствующей трактовки цены. Было бы бесконечным упрощением дела утверждать, что идеологемы создаются специально с целью искажения истины. Идеология сама по себе – результат добросовестного заблуждения, побочный и неизбежный продукт прогресса научного познания. Другое дело, что совесть исследователя обязательно связана с его (осознаваемой или нет – это для оценки принципиальной стороны проблемы дела не меняет) ангажированностью. Конечно, степень ангажированности может сильно варьировать: от прямого и открытого участия в политической борьбе до подсознательной симпатии к тем или иным классам. Невозможно одно – находиться над схваткой, отстраненно наблюдать социальную борьбу. Поскольку объект социального исследования чрезвычайно сложен и динамичен, совесть исследователя ненавязчиво подсказывает ему, какой аспект вопроса более важен для понимания существа дела, какой – менее. Совесть создает определенную познавательную установку, задает определенный ракурс видения предмета, который и подводит исследователя именно к таким, а не иным выводам. Иное дело – мифотворчество. Оно не стеснено никакими логическими или моральными рамками, ибо его цель – вовсе не познание действительности, а воздействие на нее, формирование сознания людей в определенном духе. Мифотворцу чужда стеснительность идеолога, ибо сочинитель мифа прекрасно ведает, что творит. Вот почему мифы, в отличие от идеологем, нечувствительны к рациональной критике. Идеологема создается в ходе научного познания и отстаивается рациональными средствами. Столкнувшись с рациональными контраргументами, идеология стремится защититься с помощью принятых в рамках научного познания методов и процедур. Миф же является не предметом критики, а объектом развенчания. Особая прочность мифа связана с тем, что он бытует не как рациональная модель реальности, а как некая образно-эмоциональная, чувственно-наглядная картина действительности, образующая эстетически завершенную целостность. Отдельный миф можно выделить из этой целостности лишь в абстракции, в действительности человек живет, погруженный в плотно сплетенную сеть мифов. Так, упоминавшийся выше миф о массовых репрессиях теснейшим образом связан с мифом о царской России как о процветающей стране, «которую мы потеряли», с мифом о том, что победа в Великой Отечественной войне была одержана лишь только потому, что «бездарные советские генералы завалили немцев трупами» и т. п. На территории мифа места для логики нет. Так, если встать на ту точку зрения, что царская Россия действительно благоденствовала, становится невозможно понять, почему в ней на протяжении короткого промежутка времени произошло три революции. Во всех иных странах революция – свидетельство глубокого нездоровья общества, а у нас – наоборот: признак прогресса и процветания. И уж совсем непонятно, откуда во время Великой Отечественной войны взялись солдаты, трупами которых якобы были завалены немцы, если количество «жертв тоталитарного режима» действительно составляет десятки миллионов. Однако противоречивые и даже взаимоисключающие, с точки зрения логики, фрагменты мифа не только мирно сосуществуют, но даже образуют некое гармоническое единство. Идеология живет по иным законам, логические бреши в идеологических построениях, во-первых, воспринимаются как серьезный недостаток, во-вторых, со всей наивозможной тщательностью заделываются.Ошибка Б. В. Бирюкова заключается в том, что он принял внешнее, поверхностное и несущественное сходство идеологии и мифологии за их тождество, иначе говоря, он стал жертвой иллюзии. Его построение, таким образом, носит сугубо идеологический характер. Ситуация не лишена пикантности, если учесть, что пафос статьи направлен против идеологии. (Впрочем, это не единственный пункт, в котором Б. В. Бирюков попадает в логическую ловушку, о чем еще будет сказано ниже.)
Идеология и апологетика