Император Август и его время

Вернёмся на Филиппийские поля. Общий исход первого сражения не был ни победоносным, ни однозначно проигрышным ни для одной из сторон. Но, если в армии триумвиров фактическое единоначалие Антония было сугубо во благо, то у «республиканцев» всё обстояло хуже. Легионы «Кассия не так-то легко и спокойно встретили смену полководца, а, вдобавок, потерпевшие поражение страдали от зависти и даже ненависти к своим более удачливым товарищам»[453]. Понятно, что подобные настроения в армии никак не укрепляют её боеспособности. Дабы таковую восстановить, Брут, подобно Кассию ранее, порешил не спешить с началом нового сражения.

У Антония же (Октавиан, как легко можно понять, только присутствовал в стане армии триумвиров, но ничего не решал) дела, несмотря на разгром легионов Кассия и гибель их полководца, были вовсе не хороши. Продовольствия в лагере оставалось в обрез, и подвоз его, как выяснилось, в ближайшее время не ожидался. Если на суше триумвиры чувствовали себя всё ещё уверенно, то на море обозначился полный перевес флота «республиканцев». Триумвиры ожидали серьёзного подкрепления из Италии: к ним должны были прибыть два полных легиона, две тысячи солдат преторианских когорт и четырёхтысячная конница. Немалое подспорье в сложившемся пока неясном в перспективе противостоянии. Но вот приходит убийственное известие: корабли Брута совершенно разгромили флот триумвиров в Ионическом море и практически весь его пустили на дно. Лишь немногие уцелели, но сколь-либо значимой силы они собой уже не являли. Морское сражение случилось одновременно с первой битвой на Филиппийских полях, но, по счастью для триумвиров, они-то получили эту весть, а вот Брут о морской победе своих сторонников не ведал. Когда некий перебежчик из стана Антония сообщил «республиканцам» о победе их флота, то его словам не поверили и подняли на смех, решив, что он просто пытается расположить к себе новых товарищей по оружию[454].

Вторая битва у Филипп произошла 23 октября 42 г. до н. э., спустя двадцать дней после первой. Настроение Марка Юния Брута в канун сражения было не из лучших. Он знал, что его конница не слишком горит желанием сражаться и всё время озирается на пехоту. Ему доносили о возможной измене отдельных отрядов, да он и сам некоторых подозревал… Удивительно, но и приказ начать бой Брут отдал, когда сам увидел акт измены одного из лучших кавалеристов своей армии, славного своей отвагою и многократно награждённого некоего Камулата. Тот ускакал в расположение войск Антония прямо на глазах у Брута, находясь до этого едва ли не рядом с ним.

Начало битвы, однако, казалось, сулило «республиканцам» успех. Брут, сам командовавший правым флангом своей армии, сумел опрокинуть левый фланг войск триумвиров, причём, та самая конница, в преданности которой он сомневался, прекрасно себя проявила, умело поддержав пехоту. Но, увы, это оказался не только первый, но и последний успех «республиканцев» или, как они сами себя называли – «liberatores» («борцов за свободу»). Их центр не выдержал мощной атаки войск Антония, левый их фланг также был разгромлен. Теперь легионы триумвиров ударили в тыл войск Брута. Исход сражения был решён.

Кому принадлежит честь победы над последними защитниками «римской свободы», а, вернее, сенатской олигархии поздней Республики – споров быть не может. Это Марк Антоний[455]. Во втором сражении Октавиан даже формально не принимал участия, привычно сказавшись больным. Впрочем, если он действительно три дня сидел в болоте после первого сражения, то при его слабом здоровье заболеть было не мудрено. Можно только представить себе, как должен был испытанный доблестный воин Антоний презирать этого юнца, в самом жалком виде прибежавшего в его стан после позорного поражения от меньших сил противника, а теперь перед решающей схваткой в очередной раз своевременно захворавшего!

Итак, благодаря военному таланту Марка Антония битва при Филиппах стала посмертной победой божественного Юлия[456], торжеством его дела.

Печальной оказалась судьба вождя «liberatores» Марка Юния Брута. Следуя примеру Кассия, он покончил с собой. Тело Брута, бросившегося на меч, было найдено. Согласно Плутарху, Антоний распорядился достойно похоронить доблестного врага. Тело Брута он велел обернуть в самый дорогой из своих плащей, а урну с пеплом покойного отправить его матери Сервилии[457].

Светоний и Дион Кассий, однако, сообщают об иной судьбе останков последнего борца за «римскую свободу». По сведениям Светония, Октавиан велел отсечь голову мёртвого Брута и отправить её в Рим, чтобы там бросить к ногам статуи Цезаря[458]. Именно так ему виделся последний акт отмщения за убийство диктатора. Дион Кассий же пишет, что близ города Диррахия на побережье Ионического моря корабль, везущий этот мрачный трофей, попал в бурю и пошёл ко дну[459].