Но постепенно ситуация стала меняться для молодого Цезаря к лучшему: «За это время по необходимости постоянно обусловливалась прочность положения каждой из сторон зависимостью одной из них от другой; вождям нужно было, чтобы власть их поддерживалась войском, войску – чтобы существовала власть для закрепления того, что они себе забрали. А так как утверждение за воинами их владений не было бы прочным, если бы не была прочна власть, передавшая им эти владения, то воины и боролись бы за неё с вынужденным к ней сочувствием. Цезарь давал нуждающимся солдатам много и сверх переданного сначала, заимствуя для этого деньги из храмов. Это подняло еще более его престиж в глазах войска и приобрело еще большую благодарность, когда они видели, что Цезарь даёт им не только земли, но и города, дома и деньги»[471].
Надо сказать, что и солдаты себя не обижали. Столкнувшись с нерешительностью власти при передаче им ряда земель, они «стали нагло нападать на соседей, забирать больше, чем им было предоставлено, стали забирать лучшее»[472]. Благодаря ограблению храмов и решительности солдат в «обретении» подаренной собственности популярность Октавиана в войсках заметно возросла.
Понятно, что великая щедрость молодого Цезаря вызывала совершенно иные чувства у тех, за счёт кого он угождал войску. Его теперь часто встречали «криками негодования и ненависти»[473]. Но ради сохранения и умножения доверия к нему армии Октавиан был готов сносить любые оскорбления.
Успехи молодого триумвира в завоевании любви солдатской массы встревожили, однако, тех, кто был близок к Марку Антонию. Они сочли, что многим легионерам теперь покажется: их благополучие – исключительная заслуга Октавиана. Строго говоря, он вовсе не превысил своих полномочий. После Филипп было чётко договорено, что Антоний двинется с войском на Восток, дабы не только установить там власть триумвирата, но и добыть как можно больше денег. Октавиан же и обязан был заниматься аграрными преобразованиями в Италии. Но вот брат Марка Антония Луций, полная энергии и решительности влиять на государственные дела жена триумвира Фульвия, управляющий делами Антония в его отсутствие некто Маний забеспокоились, как бы популярность, обретённая Октавианом, не затмила в глазах войска уважения к их патрону. Ведь только он имел заслуженное право считаться единственным победителем на Филиппийских полях. Надо признать, что опасения родных Антония и его ближайшего окружения имели под собой основания. Что до солдат, то их логика была предельно проста: Антоний ушёл с легионами в Азию, а деньги и земельные наделы они получают от молодого Цезаря… Конечно, воины помнили, кто победитель Брута и Кассия, но…
Фульвия с детьми Антония непосредственно предстала перед легионерами, напоминая им о славе своего мужа. В результате, в нарушение заключённого ранее по доброму согласию договора, «друзья Антония назначили своих уполномоченных для устройства колоний из числа солдат Антония. Эти уполномоченные, желая показать себя ещё более щедрыми к воинам, чем Цезарь, позволяли им причинять ещё большие обиды населению»[474].
Самым обидным для Октавиана здесь было то, что негодование италиков, пострадавших от произвола колонистов и солдат Антония, обрушивалось не на пребывающего в восточных провинциях державы триумвира, а на находящегося в Италии и прямо отвечающего за всё, что в ней происходит, его молодого коллегу. Храмовых денег хватило для облагодетельствования солдат, а вот для уплаты землевладельцам за их переданные воинам угодья средств катастрофически не было[475]. Да тут ещё усиленный флотом Стация Мурка Секст Помпей окончательно блокировал Апеннинский полуостров с запада[476]. Эскадра неопределившегося пока с политической ориентацией Гнея Домиция Агенобарба, крейсировавшая у италийских берегов с востока, только масла в огонь подливала. В итоге, среди италиков пошло уже не брожение, но явственно обозначилось начало волнений, могущее перерасти в настоящее восстание[477].