Император. Книга вторая. Ушаков

– Вот, так! Говорит мне: я прибуду на эскадру, если лично Ушак-паша поручится за мою жизнь. Да ещё выдвинул условие: будет располагаться на русском корабле под охраной ваших матрозов. Боится даже того, что его арнаутов турки подкупят. Пришлось его разместить на «Сошествии Святого Духа». Гренадёров наших поставить в караул.

Пушки зарядили, чтобы его успокоить.

Тем временем на галерах прибыло две с половиной тысячи албанцев. Всё равно, говорил адмирал Ушаков, мало. Но тут неожиданно, получив строгий окрик из Константинополя, другие правители стали присылать помощь. Ещё около пяти тысяч воинов Османской империи подплыло на торговых кораблях.

Теперь-то можно было идти на штурм, и делать это надо было как можно скорее. Дело в том, что местные греки и итальянцы были возмущены и напуганы столь многочисленным отрядом турок, высадившихся в гавани города Гуино. Турки тут же принялись грабить ближайшие дома и даже попытались ворваться в церковный храм. Отряд ополчения чуть не сошёлся с ними врукопашную. Пришлось русским матросом стать стеной между турками и греками.

Но вскоре выяснилось, что толку от турецких отрядов мало. Они смело размахивали ятаганами на виду у французов, грозились их всех перерезать. Но как только генерал Шабо делал вылазку, грозные янычары разбегались словно зайцы, бросая оружие и раненых товарищей. Вдобавок французы стали распространять среди населения листовки, в которых рассказывали об ужасах, творимых турками на завоёванных территориях. И их, местных жителей, постигнет та же участь.

К Ушакову пришла делегация от островитян и потребовала объяснений. Никто не хотел отдаваться под власть турок. В который раз Ушакову пришлось растолковывать, что союзный флот ведёт не захватническую войну, а освободительную. Отвоёванные у Франции острова переходят под совместный протекторат Росси и Турции, но фактически – являются самостоятельными и самоуправляемыми. Никто не посягает на жизнь и имущество жителей островов. Островитяне немного успокоились.

Ушаков приказал усилить огонь осадных батарей. Мне вручили конверт с приказом для капитана Кикина, оборонявшего подходы к батареям на холме Кефало. Наши гаубицы громыхали не переставая. Ядра сотрясали крепостные стены. Французские пушки отвечали редко и не точно. Капитан Кикин, высокого роста, дородный, ширококостный. Он обычно открыто стоял на виду у французских стрелков в полный рост. Пули шмякались у его ног. Он даже не замечал этого, выражая полное презрение к смерти. Я передал ему письмо.

– Видали, Добров, как мы им стену покромсали? Они уже боятся пушки крупного калибра выкатывать. Все равно – собьём.

Он принялся читать приказ. Как вдруг подбежал капрал:

– Разрешите доложить, Евграф Андреевич.

– Докладывайте.

– Вылазка. – Сколько?

– Не меньше тысячи штыков. Полсотни всадников. Рвутся к батареям.

– Сколько, вы говорите?

– Не меньше тысячи.

Кикин потребовал подзорную трубу. Оглядел склоны.

– А местные ополченцы что? – с беспокойством спросил он.

– Разбежались. Французов сам генерал Шабо ведёт в бой.

– Вот, черти, – выругался капитан. – Понадейся на местных. Что за народ?

Он оглянулся, на гренадёров, сидевших в капонирах. Громко спросил:

– Эй, севостопольцы, тут французики к нам спешат.

Пушки просят. Отдадим французам пушки?

Солдаты повскакивали.

– Не отдадим!

– Тогда! Стройся! Примкнуть штыки. Покажем этим покорителя Европы, что значит – русский солдат. Батюшка Суворов бьёт их в Италии, только клочья летят, а мы чем хуже?

– Сколько у вас солдат? – спросил я, понимая, что капитан Кикин решил совершить безумие.

– Пару сотен наберётся.

– Но французов больше тысячи.

– И что вы мне прикажете: ждать подкрепление с эскадры? Останемся без пушек. Все равно позиции не удержим.

– Я с вами! – решил я.

– Берите взвод под командование. Шагайте в полный рост. Смелого пуля боится.

Французы быстро взбирались по склону неровными цепями. Конница заходила слева в тыл. Её возглавлял сам Шабо на белом коне.

– Вперёд! – прорычал капитан Кикин.

Пушки осыпали французов картечью. Гренадёры дали залп из ружей, а затем ринулись вниз в штыковую. Первую линию французов опрокинули и растоптали. Вторая и третья попыталась сопротивляться, но, не выдержав столь яростного натиска. Покорители Европы дрогнули и попятились. Шабо попытался спасти положение и направил конницу нам во фланг. Албанцы, до того момента не решавшиеся вступить в схватку, их было человек тридцать, выскочили из укрытия и с визгом, размахивая ятаганами, бросились на конницу. Лошадь под Шабо была убита, и генерал сам вынужден спасаться бегством.

Я сцепился на шпагах с французским офицером. Начал его теснить. Он споткнулся и упал на спину. Солдаты тут же штыками попытались меня отогнать. Но наши гренадёры с диким, надрывистым «Ура!» кинулись на них.

– Вот моя шпага! – закричал офицер, протягивая мне клинок.