Император. Книга вторая. Ушаков

Шабо дал команду заряжать, и солдаты принялись засыпать порох в ружья. Противно заскрежетали шомпола, утрамбовывая пыжи. Резко щелкали взводимые курки.

– Ну, что ж, прощайте, – протянул мне руку Метакса.

– Прощайте, – ответил я, пожимая его широкую холодную ладонь. На душе было гадко.

– У вас есть две минуты на молитву, – объявил нам генерал Шабо.

– Не могли бы вы позвать священника? – попросил Егор. – Мы имеем право на последнее желание.

Шабо недовольно поморщился, но все же велел найти священника.

– Только не тяните, господа, – сказал он. – Я пойду, попью кофе и вскоре вернусь, а вы – молитесь тем временем.

Привели маленького сгорбленного старца в выцветшей чёрной рясе. Большой крест из самшита висел на немощной груди. Высохшей сморщенной ладонью он коснулся нас, там, где был нательный крестик. Егор о чем-то его спросил. Старик только с сожалением пожал плечами.

– Прости, Семён, но он говорит только на греческом.

– Что ж, пусть читает молитву на греческом, – согласился

я. – Покайся и за меня. Грехов на душе моей немного.

Пока священник надтреснутым голосом просил у Бога принять нас, я разглядывал лица наших палачей. Хмурые, ничего не выражающие. Среди них были опытные солдаты. Вон тот, и тот, с рыжими усами. Куда они будут стрелять? Наверное, в сердце. Хоть бы прямо в сердце. А справа стояли два молодых солдата. Обидно, если они промахнуться и попадут куда-нибудь в живот или в плечо. Хотелось умереть сразу, без мучений.

Ветер трепал волосы. Старик заунывно, нараспев произносил молитву.

Он ещё не закончил, как Шабо появился на бастионе.

– Довольно! – грубо прервал он старика. Приказал целиться. Солдаты подняли ружья. На нас взглянула смерть, сквозь чёрные отверстия стволов. В груди у меня все сжалось и похолодело. Я вдруг почувствовал кожей, куда целятся солдаты. Сердце, моё сердце сейчас разорвёт, разворочает свинец…. Только не закрывать глаза! Достойно встретить смерть!

Шабо поднял шпагу, готовясь дать отмашку, но вдруг к нему подбежал капрал и начал что-то быстро говорить.

Перед мысленным взором промелькнуло уставшее лицо мамы, братья, София, с глазами полными слез…

– Отставить! – скомандовал генерал Шабо. – Увести заключённых обратно в камеру.

Солдаты опустили ружья, кто разочарованно, кто со вздохом облегчения.

Что? Что произошло?

– Мы ещё живы? – обернулся я к Метаксе.

– По-видимому – да, – растеряно произнёс он.

– А что случилось? – не до конца понимал я, так, как уже приготовился предстать перед Всевышним, и меня больше ничего не интересовало вокруг.

– Наш Шабо струхнул. Слышишь бой барабанов? Погляди вон туда, – указал Метакса за спину.

Я повернулся. К Корфу, натужно взмахивая вёслами, расправив паруса, приближались галеры. Не меньше пятидесяти штук. А на мачтах развивались зелёные флаги Алипаши. Наши корабли салютовали пушками. А на галерах для гребцов отбивали такт большие барабаны.

– Принесите вина, – попросил Егор, когда нас обратно привели в сырую камеру.

– Обойдётесь, – буркнул офицер и запер скрипучую дверь.

– Объясните, что происходит? – накинулся я на Метаксу. – Почему мы живы? Почему нас не расстреляли?

– Железный генерал Шабо испугался. Наша гибель сильно бы расстроила Фёдора Фёдоровича. А так, как Али-паша все же прислал войска, то падение Корфу – вещь неизбежная.

– Но мы-то тут при чем?

– Как же ты не понимаешь? В гневе Фёдор Фёдорович отдаст арнаутам крепость. А им, как ты знаешь, платят за каждую отрубленную голову врага. Помнишь, как в Первезе? Ни одного француза в живых не оставили. Но если нас милостиво вернут или обменяют, то Фёдор Фёдорович примет пленных под защиту.

Заскрежетал засов. Нас пригласили на выход.

* * *

На этот раз генерал Шабо был менее грозен. В штабе он сидел один. Предложил нам вина.

– Вот, что, – неуверенно начал он. – Слышал, что адмирал Ушаков не потерял за все сражения ни единого корабля, и ни один матрос или офицер из его корпуса не попадали в плен.

– Да, это так, – согласился Егор.

– Не хочу портить ему репутацию. Вас обменяют на моих пленных офицеров. Передайте Ушакову, что я уважаю его, как солдат солдата и ценю его благородство: он спас многих моих соплеменников от расправы турок. С Богом, господа.

Нас обменяли на французского пленённого капитана и пятнадцать рядовых.

– Живые! – обрадовался Ушаков, когда мы поднялись на «Святой Павел» – Всё, больше никаких диверсий. Да и французы прекратили вылазки.

– Так, нас уже расстрелять хотели, как вдруг увидели галеры Али-паши. Генерал Шабо в панике, – рассказывал Егор в кают-компании офицерам.

– Тут такая история приключилась, – сказал каперанг Сарандинаки. – Мухтар-паша, сын янинского правителя инструкции получил, отплыл в Бутурлино – и с концами. Ни слуху, ни духу. Мне Фёдор Фёдорович и говорит: Собирайся, капитан, к Али-паше, да уговори его прибыть ко мне на эскадру. Пришлось плыть, опять с подарками.

– И как же вы его уговорили? – поинтересовался я.

– Представляете, Семён, Али-паша не столько нас боится, сколько турок.

– Как это? – удивились все.