Императорская любовь

— Они уже довольно далеко. Пока нагоним, у них лошади не слишком выносливы, пока с их скоростью поползём обратно. Укрыться до сумерек точно не успеем.

Пришлось признать, что товарищ прав.

Во дворце царили суета и переполох. Новость о некроманте и обряде здесь давно не была тайной. И правильно, иначе как объяснить жильцам, почему нельзя выйти на улицу, открыть дверь или окно?

Владисвет посадил на амулеты связи несколько десятков вельхоров для оповещения наиболее крупных населенных пунктов, глав родов, градоначальников, старейшин в селениях. Те, в свою очередь, должны будут оповестить небольшие окрестные поселения.

Эта схема была отработана давно, но никогда прежде не применялась в реальной практике. Увы, всё бывает впервые.

Мечусь по дворцу, раздавая распоряжения. В промежутках забегаю в библиотеку, где Мэрион пытается отыскать что-нибудь о том, как побороть свалившееся на нас проклятие, не пользуясь помощью сторонних магов. А то кто знает, чем может обернуться такая помощь? Как бы хуже не стало.

Управляющий Заславских доложил о прибытии Ларетты и её сопровождения. Успели. Хорошо.

За окнами стемнело. Во дворце какая-то неестественная тишина. Все заперлись по своим комнатам. Сидят, не высовывая носа, лишь гвардейцы патрулируют этажи.

И вдруг слышу, внизу какой-то переполох. Крики, топот проносящихся мимо моего кабинета гвардейцев. Мы с Мэрионом и Владисветом переглянулись и рванули вниз.

Открывшаяся картина заставила похолодеть кровь: мертвяки, благодаря количеству и «неуязвимости» уверенно теснят гвардейцев, и вот-вот достигнут прохода на этаж, а там и на лестницы…

Есть ли уже пострадавшие? Неизвестно. Раненые, те, кого придётся сжечь поутру, имеются уже точно.

Кидаемся в гущу сражения. Гвардейцы, заметив наше участие, удваивают силы. Тесним противника обратно к дверям. Некоторых тварей удаётся убить.

— Головы! Головы отрубайте! — орёт Мэрион.

Тяжко биться с теми, кто почти неубиваем. Руку пронзает боль. Отрываю голову успевшей ухватить меня твари. Вот и всё. Моя песня спета. А тут ещё и амулет связи завибрировал. Не отвечать бы — отвлекаться лично для меня уже не опасно, но можно подвести тех, кто рядом. И удержаться, не ответить, не могу — вдруг что-то случилось с ней?

— Лео? — раздаётся такой родной голос, что в груди всё болезненно сжалось. — Как там вы?

— Плохо, — отозвался я, перекрикивая звон металла. — Кто-то впустил этих тварей во дворец, — говорю, краем глаза замечая распростёршееся на полу возле самых дверей тело Витаэля. Вот кто за этим стоял.

Но ей об этом я говорить не стал.

— Ларетта… Хочу чтобы ты знала… Я люблю тебя. Давно. Береги себя. И… Помоги Раментайлю, что бы ни случилось.

Очередная тварь вцепилась в предплечье. Я невольно зашипел от боли. Наслаждаюсь последними ощущениями. Боль, злость, опасение за близких и любимую. Скоро я лишусь возможности сопереживать, волноваться, чувствовать.

— Эй, с тобой всё хорошо?! — доносится исполненный волнения голос, и на душе так тепло от мысли, что я ей небезразличен. И грустно.

— Жить буду. Наверное, — слукавил я, добавив про себя «но недолго». — Прости, если что…

— Держитесь там, — прошептала она, но я оборвал связь.

Никогда не любил долгих прощаний, а сейчас это слишком больно.

Бой идёт. Тварей потеснили обратно ко входу, но выдворить их за порог не удаётся, сзади их поджимают неживые собратья. Убиваем по мере сил и возможностей. Стараюсь держаться так, чтобы соратники не замечали моих ранений. Не хватало ещё, чтобы они духом пали.

— Леонель! — доносится окрик.

Я даже на миг зажмурился и головой встряхнул, прогоняя прочь галлюцинации. Но этот, прорезавшийся сквозь шум битвы звук стоит в ушах, словно наваждение. Пытаясь отбиваться, озираюсь по сторонам.

Не показалось. Она здесь. Сердце стиснуло тисками: «лишь бы не пострадала». Ларетта же, проскользнув мимо Мэриона и прочих защитников, воинственно держа в руках кочергу, пробирается ко мне.

Глупая, сумасбродная девчонка!

— Стой! — кричу, пытаясь прорваться к ней, преградить путь. Но она словно в трансе — не слышит.

И тут же, как-то едва ли не профессионально, будто всю жизнь только этим и занималась, впечатывает кочергу в голову ближайшей твари. Раздаётся хруст черепа, мертвяк падает к её ногам, тянет к обидчице свои ручищи. Не успеваю ничего предпринять. Она заправски выдёргивает кочергу, бьёт пяткой по шее распростершейся нежити и та с хрустом ломается.

Да уж, вот это женщина! Наши бы в обмороке уже валялись, а эта… Эх, повезёт же кому-то.

— Что ты тут делаешь?! — кричу.

— Нам надо пробраться к источнику! — отвечает она.

Сейчас? Бросить всё как есть, и идти к источнику? Нет, не смогу.

Взгляд Ларетты цепляется за окровавленные лохмотья на моей руке. Ну вот и всё. Теперь она знает. Уж лучше пусть смирится, уйдёт. Целее будет.

Как же я плохо знаю женщин! Или это землянки такие неправильные?