Императорская Россия в лицах. Характеры и нравы, занимательные факты, исторические анекдоты

Осенью в 1841 году у нас жил М. Н. Катков. <…> в эту зиму у Панаева были частые и многолюдные собрания по вечерам. Между прочими являлись приехавшие в Петербург – Кольцов, Огарев и другие московские писатели. Белинский находился под впечатлением стихов Кольцова и постоянно читал их наизусть…

На эти литературные вечера являлся и князь В. Ф. Одоевский – в карете с ливрейным лакеем. Это был единственный литератор, всюду выезжавший с лакеем. Над ним подсмеивались, но все его любили, потому что такого отзывчивого, благодушного человека трудно было отыскать. Он был предан всей душой русской литературе и музыке. Кто бы из литераторов ни обратился к нему, он принимал в нем искреннее участие и всегда по возможности исполнял просьбы; если же ему это не удавалось, то он первый сильно огорчался и стыдился, что ничего не мог сделать. Манеры Одоевского были мягкие, он точно все спешил куда-то и со всеми был равно приветлив. Ему тогда, наверное, было лет сорок, но у него сохранились белизна и румянец, как на лице юноши.

(А. Панаева)

* * *

Я играла с ним (В. Ф. Одоевским) на фортепиано по пять часов подряд; мой муж храпел полчаса после обеда, а потом спасался бегством от моей музыки, как от кошачьего концерта; княгиня была так ревнива, что оставалась слушать нас; я ей говорила: «Княгиня, советую вам ехать домой, нас с Одоевским хоть в одну ванну посади, ничего не будет».

(А. Смирнова-Россет)

* * *

Простота и добродушие Одоевского были бесконечны. Когда он умер, Соболевский сказал: «Сорок лет я старался вывести этого человека из терпения и ни разу мне не удалось».

(В. Соллогуб)

Федор Тютчев

Возвращаясь в Россию из заграничного путешествия, Ф. И. Тютчев пишет жене из Варшавы: «Я не без грусти расстался с этим гнилым Западом, таким чистым и полным удобств, чтобы вернуться в эту многообещающую в будущем грязь милой родины».

* * *

Княгиня Трубецкая говорила без умолку по-французски при Тютчеве, и он сказал: «Полное злоупотребление иностранным языком; она никогда не посмела бы говорить столько глупостей по-русски».

* * *

Некую госпожу Андриан Тютчев называет: «Неутомимая, но очень утомительная».

* * *

Тютчев утверждал, что единственная заповедь, которой французы крепко держатся, есть третья: «Не приемли имени Господа Бога твоего всуе». Для большей верности они вовсе не произносят его.

(«Тютчевиана»)

Император Николай I большей частью сам вел дипломатические сношения, и часто вице-канцлер не знал о его распоряжениях. Вот один пример из многих.

В Париже кто-то сочинил пьесу под названием «Екатерина II и ее фавориты», где эта великая императрица была представлена в черном свете. Пьесу давали в театрах. Как только государь узнал об этом, он в ту же минуту написал собственноручное повеление нашему послу при французском дворе графу Палену:

«…с получением, в какое бы то время ни было, нисколько не медля, явитесь к королю французов и объявите ему мою волю, чтобы все печатные экземпляры пьесы «Екатерина II» были тотчас же конфискованы и представления запрещены во всех парижских театрах, если же король на это не согласится, то потребуйте выдачи ваших кредитивных грамот и в 24 часа выезжайте из Парижа в Россию. За последствия я отвечаю».

Курьер, лично отправленный государем с этим повелением, застал в Париже посланника за королевским обедом, тотчас же вызвал его и вручил депешу. Прочитав ее, граф Пален смутился, однако ж надобно было исполнить это повеление. Он возвратился в столовую, подошел к королю и объявил, что, по повелению императора, просит в сию же минуту дать ему аудиенцию. Эта поспешность удивила короля.

– Нельзя ли, – сказал он, – по крайней мере, отсрочить до конца обеда.

– Нет, ваше величество, – отвечал посол, – повеления моего государя так строги, что я должен сию же минуту объяснить вам, в чем дело.

Король встал и пошел с посланником в другую комнату, где тот и вручил ему депешу.

Резкий тон ее и скорость, с которою требовалось дать удовлетворение, поразили короля Людовика-Филиппа.

– Помилуйте, граф, – сказал он Палену, – воля вашего императора может быть законом для вас, но не для меня, короля французов, притом же вы сами очень хорошо знаете, что во Франции Конституция и свобода книгопечатания, а потому, при всем желании, я в совершенной невозможности исполнить требование вашего государя.

– Если это окончательный ответ вашего величества, – сказал Пален, – то в таком случае прикажите выдать мне мои кредитивные грамоты.

– Но ведь это будет знаком объявления войны?

– Может быть, но вы сами знаете, что император отвечает за последствия.

– По крайней мере, дайте мне время посоветоваться с министрами.

– Двадцать четыре часа я буду ждать, но потом должен непременно выехать.

Кончилось тем, что через несколько часов после этого разговора французское правительство запретило давать эту пьесу в театрах и конфисковало все печатные экземпляры. Разумеется, и граф Пален остался после этого по-прежнему в Париже.