Императорская Россия в лицах. Характеры и нравы, занимательные факты, исторические анекдоты

– Ничего тут нет удивительного, – возразил совершенно спокойно Иван Андреевич, – и чтобы доказать вам, что я говорю истину, прошу вас, графиня, сказать, какого цвета вам кажется вот эта грань, – спросил он, указывая на одну из граней люстры, висевшей над столом. – Оранжевого, – отвечала графиня. – А вам? – спросил Иван Андреевич гостя, сидевшего с левой стороны графини. – Зеленоватого, – отвечал последний. – А вам? – продолжал Иван Андреевич, указывая на гостя, сидевшего направо от графини. – Фиолетовый. – А мне, – заключил он, – синий. – Все умолкли. Удивление выразилось на лицах гостей, потом все засмеялись. – Все зависит от того, – сказал Иван Андреевич, принимаясь снова за кулебяку, – что все мы, хотя и смотрим на один и тот же предмет, да глядим-то с разных сторон.

После сего разговор о Петербурге не продолжался.

* * *

Графиня С. В. Строганова однажды спросила Крылова, зачем он не пишет более басен? «Потому, – отвечал Крылов, – что я более люблю, чтобы меня упрекали, для чего я не пишу, нежели дописаться до того, чтобы спросили, зачем я пишу».

* * *

И. А. Крылов рассказывал графине С. В. Строгановой, что первая журнальная похвала на его какое-то сочинение имела на него громадное влияние. Скажу вам откровенно, говорил он, в молодости я был ленив, да и теперь, признаться, не могу избавиться от этого. Раз я как-то написал: журнал, который разбирал мой труд, похвалил; это меня заохотило, и я начал трудиться. Сделал ли я что-либо или нет, пускай судит потомство; только думаю, что не похвали меня тот журнал, не писал бы Иван Крылов то, что он написал впоследствии.

(РА, 1865. Вып. VIII)

* * *

Незадолго перед кончиной Крылова, тогда уже о безнадежности положения его открыли другу его, Я. И. Ростовцеву, который почти безотлучно при нем находился, Ростовцев спросил Ивана Андреевича, не мнителен ли он? «А вот послушайте, как я мнителен, – отвечал Крылов. – Лет сорок тому назад я заболел сильно. Доктор, который меня пользовал, сказал, что болезнь моя опасна, что мне угрожает паралич и что единственное средство к спасению – строгая диета. Вот я и в самом деле после того начал держать диету, отказываться от всего лакомого, – и так прошло недели три». – «Ну, а потом что же?» – спросил его собеседник. «Потом… начал опять все есть, и, Бог хранил, ничего со мной не случилось».

– Это был последний рассказ Крылова, часу во 2-м ночи, – следовательно, за 6 часов до смерти (умер он в 3/4 8-го часа утром, 9-го ноября 1844 г.).

(РС, 1870. Т. I)

* * *

– Какое несчастье пошло у нас на баснописцев, – говорил граф Сакен, – давно ли мы лишились Крылова, а вот теперь умирает Данилевский! (сочинитель истории 12-го и последовавших годов).

(П. Вяземский)

Однажды мы шли с Белинским по Невскому проспекту. Вдруг кто-то дернул меня сзади за пальто. Я обернулся.

Передо мной стоял редактор известной газеты, автор различных нравоописательных статеек и романов, доканчивавший свое литературное поприще площадными выходками против всего живого, талантливого и нового, восхвалением разных магазинов и лавочек и нескончаемыми толками о чистоте русского языка…

– Извините, почтеннейший, извините, – пробормотал он мне, – это я вас дернул… Скажите, пожалуйста, кто это с вами идет?

– Белинский, – отвечал я.

– А! а!.. – и он начал осматривать Белинского с несказанным любопытством с ног до головы. – Так это бульдог-то, которого выписали из Москвы, чтобы травить нас?..

(И. Панаев)

* * *

Скобелев, комендант Петропавловской крепости, говорил, шутя, Белинскому, встречаясь на Невском проспекте:

– Когда же к нам? У меня совсем готов тепленький каземат, так для вас его и берегу.

(А. Герцен)

Федор Достоевский

Первый узнавший о существовании «Бедных людей» был Григорович. Достоевский был его товарищем по инженерному училищу.

Он сообщил свою рукопись Григоровичу, Григорович передал ее Некрасову. Они прочли ее вместе и передали Белинскому, как необыкновенно замечательное произведение.

Белинский принял ее не совсем доверчиво. Несколько дней он, кажется, не принимался за нее.

Он в первый раз взялся за нее, ложась спать, думая прочесть немного, но с первой же страницы рукопись заинтересовала его… Он увлекался ею более и более, не спал всю ночь и прочел ее разом, не отрываясь.

Утром Некрасов застал Белинского уже в восторженном, лихорадочном состоянии.

В таком положении он обыкновенно ходил по комнате в беспокойстве, в нетерпении, весь взволнованный. В эти минуты ему непременно нужен был близкий человек, которому бы он мог передать переполнявшие его впечатления…

Нечего говорить, как Белинский обрадовался Некрасову.

– Давайте мне Достоевского! – были первые слова его.

Потом он, задыхаясь, передал ему свои впечатления, говорил, что «Бедные люди» обнаруживают громадный, великий талант, что автор их пойдет далее Гоголя, и прочее. «Бедные люди», конечно, замечательное произведение и заслуживало вполне того успеха, которым оно пользовалось, но все-таки увлечение Белинского относительно его доходило до крайности.