Пo увольнении заболевшего графа Уварова от должности министра народного просвещения на его место назначен был князь Ширинский-Шихматов. Князь Меншиков сказал: «Ну, теперь министерству просвещения дали шах и мат!»
Вслед затем в товарищи князю Ширинскому-Шихматову определили Авраама Сергеевича Норова, путешественника по Востоку, потерявшего на войне одну ногу. «Захромало министерство просвещения, – сказал князь Меншиков, – прежде оно ходило, по крайней мере, на четырех ногах, а теперь стало на трех».
В морском ведомстве производство в чины шло в прежнее время так медленно, что генеральского чина достигали только люди пожилые, а полного генерала – весьма престарелые. Этими стариками наполнены были адмиралтейств-совет и генерал-аудиториат морского министерства, в память прежних заслуг. Естественно, что иногда в короткое время умирали, один за другим, несколько престарелых адмиралов; при одной из таких смертностей император Николай Павлович спросил Меншикова:
– Отчего у тебя часто умирают члены адмиралтейств-совета?
– Кто же умер? – спросил в свою очередь Меншиков.
– Да вот такой-то, такой-то… – сказал государь, насчитав три или четыре адмирала.
– О, ваше величество, – отвечал князь, – они уже давно умерли, а в это время их только хоронили!
Старому генералу Пашкову был дан орден Св. Андрея Первозванного. Все удивились, за что.
– Это за службу по морскому ведомству, – сказал Меншиков, – он десять лет не сходил с судна.
Однажды император Николай, находясь в кругу близких ему лиц, сказал:
– Вот скоро двадцать лет, как я сижу на этом прекрасном местечке. Часто удаются такие дни, что я, смотря на небо, говорю: «Зачем я не там? Я так устал».
Рассказывая как-то про недавно совершенную им поездку по России, император Николай сказал в присутствии князя Алексея Федоровича Орлова, всегда сопровождавшего его в путешествиях:
– Алексей Федорович в дороге как заснет, то так на меня навалится, что мне хоть из коляски выходить.
– Государь! Что же делать? – отвечал Орлов. – Во сне равенство, море по колено.
Граф Е. Ф. Канкрин
В Государственном совете уговаривали графа Канкрина изменить запретительную систему тарифа, говоря, что торговля всех европейских государств слишком этим стеснена, и кто-то присовокупил:
– Помилуйте, граф, что скажет об нас Европа, если мы не изменим теперь тарифа.
– Вот то-то, господа, – отвечал Канкрин, – вы все только и твердите, что скажет Европа, а никто из вас не подумает, что станет говорить бедная Россия, если мы это сделаем.
В начале 1841 года граф Егор Францевич Канкрин давал первый великолепный бал с тех пор, как он назначен был министром. Вот как он делал приглашение одному высокопоставленному лицу.
– Удостойте, ваше… ство, пожаловать ко мне на вечер.
– Что это значит? Это новость, граф, – сказало приглашаемое лицо.
– Вот извольте видеть, у меня есть две девки, так, говорят, чтобы их скорее выдать замуж, надобно делать балы, а потому я и хочу завтра попробовать один.
Граф Канкрин говорил:
– Порицают такого-то, что встречаешь его на всех обедах, балах, спектаклях, так что мало времени ему заниматься делами. А я скажу: слава Богу! Другого хвалят: вот настоящий государственный человек, нигде не встретите его, целый день сидит он в кабинете, занимается бумагами. А я скажу: избави Бог!
Мятлев, Гомер курдюковской одиссеи, служил некогда по министерству финансов. Директора одного из департаментов прозвал он целовальником, и вот почему: бывало, что графиня Канкрина ни скажет, он сейчас: «Ах, как это мило, графиня! Позвольте за то поцеловать ручку вашу».
Когда Сабуров определен был советником в банк, Мятлев сказал:
Граф Канкрин в свободные минуты любил играть на скрипке и играл очень дурно. По вечерам, перед тем временем, когда подавали огни, домашние его всегда слышали, что он пилил на своей скрипке.
В 1843 году Лист восхищал петербургскую публику игрой на фортепьяно. Государь после первого концерта спросил Меншикова, понравился ли ему Лист?
– Да, – отвечал тот, – Лист хорош, но, признаюсь, он мало подействовал на мою душу.
– Кто ж тебе больше нравится? – опять спросил государь.
– Мне больше нравится, когда граф Канкрин играет на скрипке.
Однажды Меншиков, разговаривая с государем и видя проходящего Канкрина, сказал:
– Фокусник идет.
– Какой фокусник? – спросил государь. – Это министр финансов.
– Фокусник, – продолжал Меншиков. – Он держит в правой руке золото, в левой – платину: дунет в правую – ассигнации, плюнет в левую – облигации.