– Ну, это другое дело! – сказал Васильчиков и немедленно отправился за адъютантом, который провел его в комнату, занимаемую во дворце министром. Войдя в кабинет, Васильчиков увидел министра сидящим за столом к нему спиною; как только он вошел, министр, не оборачиваясь даже к нему лицом, подал ему коробку с орденом.
Васильчиков отступил назад и готовился уже выйти из кабинета, когда министр неожиданно вскочил с кресла и, подойдя к нему, яростно крикнул:
– Was wollen sie denn? – Что же вы хотите?
– Mehr Hoflichkeit! Большей учтивости! – спокойно ответил Васильчиков, повернулся на каблуках и вышел вон. Вечером он уехал в Петербург.
Когда он представлялся Николаю Павловичу, государь сказал ему:
– Что ты там такое накуролесил, а?..
Васильчиков передал все от слова до слова.
Государь пристально посмотрел на него, потрепал его по плечу и прибавил:
– Надо же вознаградить тебя за потерянный орден…
И дал ему следующий по назначению крест.
Граф П. А. Клейнмихель
В 1843 году военный министр князь Чернышев был отправлен с поручением на Кавказ. Думали, что государь оставит его главнокомандующим на Кавказе и что военным министром будет назначен Клейнмихель. В то время Михайловский-Данилевский, известный военный историк, заботившийся в своем труде о том, чтобы выдвинуть на первый план подвиги тех генералов, которые могли быть ему полезны, и таким образом проложить себе дорогу, приготовлял новое издание описания войны 1813–1814 годов. Это издание уже оканчивалось печатанием. Меншиков сказал: «Данилевский, жалея перепечатать книгу, пускает ее в ход без переделки; но в начале ее сделал примечание, что все, написанное о князе Чернышеве, относится к графу Клейнмихелю».
На графа Клейнмихеля возлагались чрезвычайно разнообразные обязанности. Будучи дежурным генералом, он возобновлял Зимний дворец после пожара, и потому ему подчинена была Медико-хирургическая академия. На него возложили устройство Московской железной дороги. Это порождало многие остроты, и в одном иностранном журнале писали, что возобновление Зимнего дворца поручено было доктору медицины Клейнмихелю; а в Петербурге, при каждом открытии вакансии важной государственной должности, тотчас носились слухи, что на это место будет определен Клейнмихель. Его назначали, по народным слухам, и военным министром, и министром внутренних дел, и шефом жандармов. В 1843 году, когда Клейнмихель был уже главноуправляющим путями сообщения, умер митрополит Серафим. Слушая разговоры и предложения о том, кто будет назначен митрополитом в Петербурге, Меншиков сказал: «Вероятно, назначат графа Клейнмихеля».
У князя Меншикова с графом Клейнмихелем была, что называется, контра; по службе ли, или по другим поводам, сказать трудно. Когда строились Исаакиевский собор, постоянный мост через Неву и Московская железная дорога, он говорил: «Достроенный собор мы не увидим, но увидят наши дети; мост мы увидим, но дети наши не увидят; а железную дорогу ни мы, ни наши дети не увидят». Когда же скептические пророчества его не сбылись, он в самом начале езды по железной дороге говорил: «Если Клейнмихель вызовет меня на поединок, вместо пистолета или шпаги я предложу сесть нам обоим в вагон и прокатиться до Москвы. Увидим, кого убьет!»
Однажды министр путей сообщения Петр Андреевич Клейнмихель ударил полковника Кроля карандашом по носу. А полковник Кроль был вице-директором департамента в министерстве путей сообщения.
Чиновник по фамилии Фишер тут же явился с докладом к Клейнмихелю и заявил:
– Не могу больше служить с Кролем!
– Это почему?
– Вы, вероятно, недовольны им и презираете его, потому что не ударили бы по носу карандашом, если бы уважали…
– Погодите, – остановил чиновника Клейнмихель. – Я действительно его презираю, и надо найти удобный случай, чтобы его спровадить. К Святой неделе я его произведу в генералы и дам ему департамент. И вы, таким образом, от него избавитесь.
Перед окончанием постройки Петербургско-Московской железной дороги Клейнмихель отдал ее на откуп американцам, заключив с ними контракт самый невыгодный для казны и для народа.
На основании этого контракта в первый год (с октября 1851 года) американцы отправляли поезда только по два, потом по три раза в день и каждый поезд составляли не более чем из шести вагонов. Из-за этого товары купеческие лежали горами на станциях в Петербурге и Москве, а пассажиры из простолюдинов по неделе не могли получить билет в вагоны третьего разряда.
В феврале 1852 года, когда общий ропот по этому случаю был в разгаре, прибыл в Петербург персидский посланник со свитой. Государь повелел показать им редкости столицы, в том числе и новую железную дорогу. Сопровождавшие персиян, исполнив это поручение, подробно докладывали, что показано ими, и на вопрос его величества, все ли замечательное показано на железной дороге, отвечали: «Все».
Меншиков, находившийся при этом, возразил: