Императорская Россия в лицах. Характеры и нравы, занимательные факты, исторические анекдоты

В 1844 году в Париже вышла пьеса «Император Павел», которую хотели дать на сцене. Узнав об этом, государь написал французскому королю, что «если не конфискуют этой пьесы и не запретят ее представления на сцене, то он пришлет миллион зрителей, которые ее освищут».

(«Исторические рассказы…»)

* * *

– Как это тебе никогда не вздумалось жениться? – спрашивал посланника А. А. Шредера император Николай I в один из проездов через Дрезден.

– А потому, – отвечал он, – что я никогда не мог бы дозволить ослушаться вашего величества.

– Как же так?

– Ваше величество строго запрещаете азартные игры, а из всех азартных игр женитьба самая азартная.

(П. Вяземский)

* * *

Во время поездки государя в мае 1844 года в Лондон он, прибыв неожиданно рано утром в Берлин, проехал прямо в дом русского посольства. Посланник наш, барон Мейендорф, не ожидая посещения такого высокого гостя, спал преспокойно. Его разбудили, он от удивления не скоро мог образумиться, а между тем государь уже вошел к нему в спальню и, найдя его в халате, сказал ему с приветливою усмешкою:

– Извини, любезный Мейендорф, что я так рано помешал твоим дипломатическим занятиям.

(«Исторические рассказы…»)

Генерал Г. Х. Засс

В сороковых годах командовал правым флангом Кавказской линии генерал-лейтенант Г. Х. Засс. В доме его постоянно преобладала какая-то таинственность; часто случалось, что при гостях его вызывали, и он вдруг пропадал на неделю и более. В его комнатах и во всех углах постоянно дежурили загадочные лица…

У него проживал в доме старинный друг его, майор в отставке; майору, наконец, надоела вечная суета у Засса, и он решился расстаться с другом и уехать в ближайший город. Приближались праздники, майор получил приглашение от Засса приехать погостить к нему и отпраздновать Мартина Лютера жареным гусем с яблоками и черносливами. Майор собрался и пустился в дорогу; не доезжая до станицы, на экипаж мирного старого майора нападает партия черкесов, завязывают ему глаза и рот, берут в плен и связанного мчат в горы; пленник, окруженный толпою горцев, громко говорящих на своем варварском наречии, предался горькому жребию и был ни жив ни мертв; наконец, он чувствует, что находится подле огня, который несколько его согревает, а шум и спор между похитителями продолжаются; вероятно, думает бедный старик, они делят меня и спорят о праве владеть мною. Но вдруг снимают с него повязку, и, к удивлению майора, представляется кабинет Засса и он сам, довольный, смеющийся генерал, и много казаков. Майор рассердился на злую шутку, плевался, бранился самыми отборными словами и едва было не рассорился со своим другом, который только и умилостивил своего разгневанного земляка-курляндца, что если б, чего Боже сохрани, подобная беда случилась бы с майором в самом деле, то дружба заставила бы непременно освободить его из плена. Вкусно приготовленный гусь помирил друзей, однако майор долго прохворал от душевных тревог или от несварения желудка – неизвестно.

(М. Пыляев)

Император Николай Павлович велел переменить неприличные фамилии. Между прочими полковник Зас выдал свою дочь за рижского гарнизонного офицера Ранцева. Он говорил, что его фамилия древнее, и потому Ранцев должен изменить фамилию на Зас-Ранцев. Этот Ранцев был выходец из земли Мекленбургской, истый оботрит. Он поставил ему на вид, что он пришел в Россию с Петром III и его фамилия знатнее. Однако он согласился на это прилагательное. Вся гарниза смеялась. Но государь, не зная движения назад, велел Ранцеву зваться Ранцев-Зас. Свекор поморщился, но должен был покориться мудрой воле своего императора.

(А. Смирнова-Россет)

Крылов в последние годы жизни

И. А. Крылов в последних годах своей жизни часто обедал у гр. Софьи Владимировны Строгановой <…>

Во время обеда посетители графини вели разговор о том, хорошо ли сделал император Петр Великий, что основал Петербург, и не станет ли город этот при дальнейшем своем существовании, вопреки желанию своего основателя, подвигаться постройками далее вверх по реке Неве. Спор был довольно жаркий, и, разумеется, как всегда при споре, одни были одного мнения, а другие другого. Иван Андреевич все время молчал и усердно трудился над своей кулебякой. Графиня Софья Владимировна, как бы желая вовлечь его в разговор, выразила ему свое удивление о том, что такой важный предмет, как постройка Петербурга, подвергается с давнего времени столь разнообразным и многосторонним толкам.