Императорская Россия в лицах. Характеры и нравы, занимательные факты, исторические анекдоты

– Нет, из чистого золота, – отвечал государь, – по крайней мере, я столько за него заплатил.

Разумеется, строители крепости почувствовали себя крайне неловко при этих словах.

(«Исторические рассказы…»)

* * *

Во время Крымской войны государь, возмущенный всюду обнаруживавшимся хищением, в разговоре с наследником выразился так:

– Мне кажется, что во всей России только ты да я не воруем.

(ИВ, 1884. № 1)

Незадолго до своей кончины, в последнюю поездку свою в Петербург и накануне возвращения в Николаев, Лазарев откланивался императору Николаю Павловичу. После самого милостивого приема, желая показать адмиралу особое расположение, государь сказал:

– Старик, останься у меня обедать.

– Не могу, государь, – отвечал Лазарев, – я дал слово обедать у адмирала Г. (который, надо заметить, был тогда в немилости при дворе).

Сказав это, Лазарев вынул свой толстый хронометр, взглянул на часы и, промолвив: «Опоздал, государь», поцеловал озадаченного императора и быстро вышел из кабинета. В это время вошел князь Алексей Федорович Орлов.

– Представь себе, – сказал ему государь, – что есть в России человек, который не захотел со мною отобедать.

(«Исторические рассказы…»)

Адмирал П. С. Нахимов

Павел Степанович Нахимов, знаменитый герой Севастопольской обороны, 18 ноября 1853 года сжег турецкий флот при Синопе, имея в своем распоряжении всего одну эскадру.

В день синопского сражения Нахимов за четверть часа до начала атаки на турецкий флот вдруг исчез с площадки корабля «Мария» и возвратился через десять минут в полном парадном мундире вице-адмирала.

– Сегодня большой у моряков праздник, и нельзя не быть при мундире, – сказал он и двинул свою эскадру на битву.

В Севастополе, когда было решено затопить корабли, чтобы прекратить доступ с моря неприятельскому флоту, Нахимов высказался за это затопление вопреки мнению Корнилова дать морское сражение неприятелю.

У нас было четырнадцать парусных кораблей, а у неприятеля бесчисленное множество паровых судов.

– Мы, – сказал Нахимов, – можем быть отрезаны от рейда, и участь Севастополя будет решена. Ни один начальник, ни один матрос не усомнится идти на верную смерть; но следует предпочесть борьбу насмерть на суше верной смерти в море. Моряки, – закончил он, – везде сумеют умереть со славой!

И адмирал своей славной смертью подтвердил это спустя десять месяцев.

* * *

Хотите знать о его влиянии на окружающих? Вот случай.

26-го мая, во время штурма Камчатского редута, одна матроска, стоя у дверей своего дома, рыдала навзрыд.

– Чего ревешь? – спрашивает ее матрос.

– О-о-х, – всхлипывает баба, – глянь, какие страсти: голубчик, сынок-то мой, на Камчатском.

– Эх, ты, баба! Так ведь и Павел Степанович там.

Баба вдруг перестала плакать и, сотворив крестное знамение, успокоилась.

Не мог быть убит ее сын там, где находился Павел Степанович.

* * *

Очевидцы говорят, что Павел Степанович в Севастополе до того пренебрегал опасностью, что многим казалось, что он просто сам ищет смерти.

Однажды Микрюков говорит Нахимову:

– Здесь убьют, пойдемте через траншеи.

– Да ведь кому суждено… – ответил Нахимов.

– Вы фаталист? – спросил его генерал Шулыд. Нахимов вместо ответа прошел по опасному месту и вышел цел и невредим.

В Севастополе только один Нахимов не снимал генеральского мундира.

Все остальные ходили в солдатских шинелях.

* * *

Жил Нахимов скромно, старым холостяком. За Синоп он получил значительную аренду, но только о том и думал, как бы употребить эти деньги на пользу матросов и на пользу обороны Севастополя.

И любили же его матросы и плакали же они по нем, когда его не стало.

Приезжает раз Нахимов на Корниловский бастион.

– Что не веселы? – спрашивает он матросов.

– Горе у нас, Павел Степанович.

– Что за горе?

– Змея, которого мы запускали, чтобы подразнить французов, они в плен взяли.

– А! Нехорошо, нехорошо… Как дело-то было?

– Бечеву они, Павел Степанович, пулей перешибли.

– Ага… Метко стреляют. Что ж, так без боя и отдали?

– Зачем без боя, Павел Степанович… Пятерых французов, что за брустверы выходили, мы поранили, шестой уволок.

– Жаль, жаль… Выручить надо.

– Выручим, Павел Степанович.

– По вечеру вылазку сделаем, отнимем.

– Отнимем, Павел Степанович.

И отняли, ибо смерть в Севастополе никого не страшила, все говорили: не сегодня завтра все едино – убьют.

* * *

Курьезен был почтенный адмирал на лошади. Лошаденка была маленькая, полудохленькая, а ноги Нахимова худые и длинные.

Едет, бывало, а шапка на затылок съедет, открыв широкий и высокий лоб; панталоны без штрипок всегда, бывало, от тряски собьются у колен; выглядывают голенища сапог и даже нижнее белье, но герою Синопа было горя мало, и эти мелочи его не стесняли.

* * *

Ранен он был смертельно в висок штуцерной пулей, 28-го июня, на Малаховом кургане, где ранее был смертельно ранен Корнилов.

Когда он ехал на курган, то встретился с вице-адмиралом Панфиловым.

– Сегодня не жарко! – сказал Нахимов.

– Однако, порядочно, – отвечал Панфилов и прибавил, – завтра к нам на пирог, адмирал. С наступающим ангелом!