В 1812 году императорские драгоценности отправили в Олонецкую губернию. Императрица Елизавета Алексеевна на вопрос, не прикажет ли чего о своих бриллиантах, отвечала: «На что мне они, если Александр лишится короны!»
Петр Хрисанфович Обольянинов, бывший при императоре Павле I генерал-прокурором и затем живший в отставке в Москве, был избран московским дворянством в число членов комитета, который был учрежден тогда для сбора и вооружения ополчения. Император Александр, прибыв из армии в Москву и принимая дворян, сказал Обольянинову:
– Я рад, Петр Хрисанфович, что вижу вас опять на службе.
– Я и не оставлял ее, – отвечал бывший генерал-прокурор.
– Как? – спросил государь.
– Дворянин, – продолжал Обольянинов, – который управляет крестьянами и заботится о них, служит Государю и Отечеству.
Фельдмаршал М. И. Кутузов
<…> Рассказывают, что Суворов говаривал: «Я не кланяюсь, не кланяюсь Кутузову: он раз поклонится, а десять раз обманет». Сими словами объяснял он ловкость Кутузова в военных хитростях и оборотах, составляющих отличную способность великих военачальников. Равным образом и Кутузов питал к великому своему учителю неослабное уважение, почитая его во всякое время первейшим современным героем. На одном военном совете о взятии неприступной крепости многие генералы согласились сделать покушение, но Кутузов не соглашался на это, зная, что подобная отвага будет стоить большой потери людей, и в заключение сказал: «Ваша правда, это дело возможное, но только для Суворова; да и нас не много…»
Нельзя не заметить встречи светлейшего князя Михаила Ларионовича Голенищева-Кутузова по прибытии в российский лагерь. Достигнув места своего назначения, князь тотчас же поехал осматривать местоположения вверенных ему войск, как вдруг явился орел и начал парить над его головою. При таковом нечаянном появлении бранноносного царя птиц князь Михаил Ларионович снял шляпу, и по рядам российской армии загремело единодушное «ура!». Скажем вместе с передавшим нам сие происшествие: где россы, подобно римлянам, идут на бой, там нельзя не парить орлам над ними!
<…> Рассказывают, что во время кровопролитного Бородинского сражения, когда ад гремел над головою русского полководца, он быстрым и верным взглядом смотрел с батареи на движения войск, не показывая ни малейшего страха при всех окружающих его опасностях. Видя, что ядра и картечи летят прямо к тому месту, где он находился, он весьма спокойно говорил окружающим его: «Расступитесь, братцы; не стойте толпами!», и когда с одними русскими отражал двадцать народов, писал собственноручно в Москву: «Дело идет довольно порядочно!» Сей-то удивительной неустрашимости и примерному хладнокровию обязано отечество освобождением от позорного ига иноплеменников.
Генерал М. Б. Барклай де Толли
Барклай де Толли был высокого роста, держался всегда прямо, и во всех его приемах обнаруживалась важность и необыкновенное хладнокровие. Он не терпел торопливости и многоречия ни в себе, ни в других, говорил медленно, мало и требовал, чтобы ему отвечали на его вопросы кратко и ясно. Он был бледен, и продолговатое лицо его было покрыто морщинами. Верхняя часть его головы была без волос, и он зачесывал их с висков на маковку. Он носил правую руку на перевязи из черной тафты, и его надлежало подсаживать на лошадь и поддерживать, когда он слезал с лошади, потому что он не владел рукою. С подчиненными он был чрезвычайно ласков, вежлив и кроток, и когда даже бывал недоволен солдатами, не употреблял бранных слов. В наказаниях и наградах он соблюдал величайшую справедливость, был человеколюбив и радел о солдатах, требуя от начальников, чтобы все, что солдату следует, отпускаемо было с точностью. С равными себе он был вежлив и обходителен, но ни с кем не был фамильярен и не дружил.
Под Бородином генералы наперерыв друг перед другом становились на местах, где преимущественно пировала смерть. Завидев Барклая де Толли там, где ложилось множество ядер, Милорадович сказал:
– Барклай хочет меня удивить!
Поехал еще далее, под перекрестные выстрелы французских батарей, и велел себе подать завтрак.
Князь П. И. Багратион