Вскоре после французов (1813) я ехал на извозчике мимо дома гр. Ростопчина, бывшего на Лубянке, почти против церкви Введения. Извозчик, указывая кнутом на дом, сказал мне: «Вот здесь, барин, убили Верещагина!» Я спросил: «Разве ты знаешь?» Он отвечал мне: «Как же! при мне и было! Граф вывел его на крыльцо и сам вышел. Народу было на дворе видимо-невидимо! Вот он и сказал народу: – Народ православный! Вот вам изменник; делайте с ним, что хотите! Сказавши это, он дал знак рукой казаку. Казак ударил его саблей, по голове ли, по плечу ли, и разрубил; а потом его и бросили с крыльца народу. Граф ушел, и двери за ним затворились; а народ бросился на Верещагина и тут же разорвал его живого на части. Я сам это видел!» – вот свидетельство очевидца…
Что касается до почт-директора, тайного советника Ф. П. Ключарева и до его сына, то обоих их, по повелению государя, отослали на жительство, кажется, в Вологду.
Федор Петрович Ключарев был старинный масон, еще новиковской школы. Граф Ростопчин терпеть не мог масонов, как и все, не имеющие о них никакого понятия. Он был рад всякому случаю представить их в карикатуре; а до карикатур он был большой охотник, до насмешек тоже.
После изгнания французов он велел обыскать дом другого масона, где была ложа Нептуна, дом сенатора и попечителя Московского университета Павла Ивановича Голенищева-Кутузова. Там нашли гроб, который употреблялся при приеме в третью степень. Граф Ростопчин велел перевезти этот гроб в свой дом, поставил его в сенях и всем показывал, говоря со вздохом: «Гроб Павла Ивановича!»
Во время наступления французов на Москву, в 1812 году, князь Шаликов остался в городе из-за недостатка средств, чтобы выехать. Когда неприятель удалился, граф Ростопчин вызвал Шаликова для объяснения, зачем он остался в Москве?
– Как же мне можно было уехать? – отвечал Шаликов. – Ваше сиятельство объявили, что будете защищать Москву на Трех горах со всеми московскими дворянами; я туда и явился, вооруженный, но не только не нашел там дворян, но не нашел и вашего сиятельства.
После 1812 года, когда граф Ростопчин пожертвовал Москвой, чтобы сохранить славу России, государь Александр I, по свойственной ему доброте, многое простил ему, за что должно было наказать. Узнав об этом, граф Ростопчин сказал государю:
– Вы так милостивы и добры, ваше величество, ко всем, слушая влечения души вашей, а не худо было бы вам взять из Кунсткамеры дубинку Петра I.
Сын Нарышкина, генерал-майор, в войну с французами получил от главнокомандующего поручение удержать какую-то позицию.
– Я боюсь за твоего сына, – сказал государь Александру Львовичу, – он занимает важное место.
– Не опасайтесь, ваше величество, – возразил Нарышкин, – мой сын в меня: что займет, того не отдаст.
Получив вместе с прочими дворянами бронзовую медаль в память Отечественной войны 1812 года, Нарышкин воскликнул:
– Никогда не расстанусь я с этой наградой: она для меня бесценна – ее нельзя ни продать, ни заложить.
Заграничный поход 1813 года
В сражении при Кульме (17–18 августа 1813 года) был взят в плен известный своею жестокостью и бесчеловечностью французский генерал Вандам. Сам Наполеон выразился о нем однажды следующим образом: «Если б у меня было два Вандама, то одного из них я непременно повесил бы».
Представленный императору Александру I Вандам, опасаясь мщения за совершенные злодейства, сказал государю: «Несчастье быть побежденным, но еще более – попасть в плен, при всем том считаю себя благополучным, что нахожусь во власти и под покровительством столь великодушного победителя». Государь отвечал ему: «Не сомневайтесь в моем покровительстве. Вы будете отвезены в такое место, где ни в чем не почувствуете недостатка, кроме того, что у вас будет отнята возможность делать зло».
Александр I, находясь при победоносной армии на Рейне, пожелал вызвать к себе супругу. Вдовствующая императрица вручает ей письмо присланное, а другое – собственное. «К чему, – в слезах отвечала Елизавета, – довольно одного слова».
На берегу Рейна предлагали Нарышкину взойти на гору, чтобы полюбоваться окрестными живописными картинами. «Покорнейше благодарю, – отвечал он, – с горами обращаюсь, как с дамами: пребываю у их ног».
Говорят, что Нарышкин, умирая, произнес:
– Первый раз я отдаю долг. Природе!
М. Ф. Орлов
Посылая флигель-адъютанта М. Ф. Орлова для переговоров о сдаче Парижа в 1814 году, император Александр сказал ему:
– Волею или силою, на штыках или парадным шагом, на развалинах или в золоченых палатах – надо, чтобы Европа ночевала сегодня в Париже.