Императорская Россия в лицах. Характеры и нравы, занимательные факты, исторические анекдоты

О как велик На-поле-он!

Он хитр, и быстр, и тверд во брани;
Но дрогнул, как простер лишь длани
К нему с штыком Бог-рати-он.

(Г. Державин)

Денис Давыдов явился однажды в авангард к князю Багратиону и сказал: «Главнокомандующий приказал доложить вашему сиятельству, что неприятель у нас на носу, и просит вас немедленно отступить». Багратион отвечал: «Неприятель у нас на носу? На чьем? Если на вашем, так он близко; а коли на моем, так мы успеем еще отобедать».

(А. Пушкин)

Граф М. А. Милорадович

Се Милорадович, друг жизни боевой,

Гроза врагов… и благодетель мой.

(Ф. Глинка)

В 1812 году Милорадович завязал жаркое дело с Мюратом, который несколько раз переменял пункты атак, но не имел успеха и к вечеру отступил немного. На следующее утро Милорадович объезжал войска и, сжалившись над неприятельскими ранеными, лежавшими на поле сражения позади нашей передовой цепи, поскакал к французским пикетам и сказал им, что позволяет перевезти раненых и прислать подводы за ними. Мюрат пригласил Милорадовича на свидание, благодарил его за попечение о раненых и завел речь о прекращении войны, но едва намекнул он, что пора мириться, – получил от Милорадовича следующий ответ:

– Если заключим теперь мир – я первый снимаю с себя мундир.

(РС, 1870. Т. II)

* * *

При входе французов в Москву русский арьергард, под начальством графа Милорадовича, не имел возможности вскоре выступить и мог быть отрезан. Милорадович, услышав, что ими командует Себастиани, которого он лично знал во время войны с турками, невзирая на опасность, скачет к неприятелю и спрашивает:

– Где ваш начальник, а мой старый друг?..

– Не препятствуйте, – говорит он ему, – выходить нам, или я себе проложу дорогу по телам вашим. А выступив, – продолжает, – посмотрите, генерал: какое прекрасное поле, – могли бы испытать наши силы.

К тому же Милорадович заключил условие, чтобы до семи часов в несколько рядов выезжающие экипажи оставались неприкосновенными. Спасены тысячи повозок.

* * *

Граф Милорадович, в походе против французов, в день своих именин на громогласные поздравления солдат отвечал:

– Друзья мои! Дал бы вам денег, но вы знаете, что у меня их нет; зато дарю вам сию, в виду находящуюся, колонну неприятельскую.

В тот же день колонна была разбита.

(Из собрания П. Карабанова)

Москва… как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нем отозвалось!

(А. Пушкин)

Рассказывали, что в предсмертные дни Москвы до пришествия французов С. Н. Глинка, добродушный и добропорядочный отечестволюбец, разъезжал по улицам, стоя на дрожках, и кричал: «Бросьте французские вина и пейте народную сивуху! Она лучше поможет вам». Рассказ, может быть, и выдуманный, но не лишенный красок местности, современности и личности.

* * *

Один из московских полицмейстеров того времени говорил перед вступлением неприятеля в Белокаменную: «Вот оказия! Сколько уже лет нахожусь я на службе в этой должности – мало ли чего не было! Но ничего подобного этому не видал я».

(П. Вяземский)

* * *

К. Х. Бенкендорф рассказывал, что наши войска, оставив французам Москву, находились в крайнем унынии. Но в тот же вечер, 2 сентября 1812 года, на первом ночлеге, солдаты увидели, как зарево в нескольких местах поднялось над Москвой. При первом говоре о том, что Москва горит, отряд, которым начальствовал Бенкендорф, самопроизвольно выстроился и, оборотившись к Москве, прокричал: ура! С этой минуты, замечал Бенкендорф, солдаты снова сделались бодры и охотны к службе.

(РА, 1868. Вып. Х)

* * *

Считаю долгом засвидетельствовать, что пожар московский был просто следствием народного побуждения. Тогдашний градоначальник Ростопчин, отгадав это побуждение, не только не мешал, но даже содействовал ему.

(И. Лажечников)

Атаман М. И. Платов

Хвала, наш вихорь-атаман,

Вождь невредимых, Платов!
Твой очарованный аркан
Гроза для супостатов.

(В. Жуковский)

Герой Отечественной войны знаменитый атаман донцов граф М. И. Платов, происходя из казаков, ревниво оберегал патриархальные нравы своих соотечественников и щеголял настоящей казацкой речью, часто нецензурной. Когда армия наша покинула Москву и первопрестольная столица осветилась заревом пожара, Платов зарыдал, объявив всем окружающим его:

– Если кто, хоть бы простой казак, доставит ко мне Бонапартишку – живого или мертвого, – за того выдам дочь свою!