Императорская Россия в лицах. Характеры и нравы, занимательные факты, исторические анекдоты

– Что делаешь, Александр Павлович? Чем занимаешься? – спросил Ростопчин.

– Служу, ваше сиятельство. Занимаюсь службою.

– Служи, служи, дослуживайся до наших чинов.

– Чтобы дослужиться до вашего звания, – отвечал Протасов, – надобно иметь ваши великие способности, ваш гений!

Ростопчин встал с дивана, взял со стола свечку, поднес ее к лицу Протасова и сказал:

– Я хотел посмотреть, не смеешься ли ты надо мной?

– Помилуйте! – возразил Протасов. – Смею ли я смеяться над вами?

– Вижу, вижу! Так, стало быть, ты и вправду думаешь, что у нас надобно иметь гений, чтобы дослужиться до знатных чинов? Очень жаль, что ты так думаешь! Слушай же, я расскажу тебе, как я вышел в люди и чем дослужился.

Отец мой был хотя и небогатый дворянин, но дал мне хорошее воспитание. По тогдашнему обычаю, для окончания образования я отправился путешествовать в чужие края; я был в то время еще очень молод, но имел уже чин поручика.

В Берлине пристрастился я к картам и обыграл одного старого прусского майора. После игры майор отозвал меня в сторону и сказал:

– Herr Lieutenant! Мне заплатить вам нечем: у меня денег нет; но я честный человек. Прошу вас пожаловать завтра ко мне на квартиру. Я могу предложить вам некоторые вещи: может быть, они вам понравятся.

Я пришел к майору. Он привел меня в одну комнату, все стены которой были уставлены шкафами. В этих шкафах, за стеклом, находились в маленьком виде всевозможные оружия и воинские одеяния: латы, шлемы, щиты, мундиры, шляпы, каски, кивера; одним словом, это было полное собрание оружий и воинских костюмов всех веков и народов начиная с древности. Тут же красовались и воины, одетые в их современные костюмы.

Посреди комнаты стоял большой круглый стол, на котором тоже было расставлено войско. Майор тронул пружину, и фигуры начали делать правильные построения и движения.

– Вот, – сказал майор, – все, что мне осталось после моего отца, который был страстен к военному ремеслу и всю жизнь собирал этот кабинет редкостей. Возьмите его вместо платы.

После нескольких отговорок я согласился на предложение майора, уложил все это в ящики и отправил в Россию. По возвращении в Петербург я расставил мои редкости у себя на квартире, и гвардейские офицеры ежедневно приходили любоваться моим собранием.

В одно утро приходит ко мне адъютант наследника (Павла Петровича) и говорит, что великий князь желает видеть мое собрание и для этого хочет приехать ко мне. Я, разумеется, отвечал, что сам привезу все к его высочеству. Привез и расставил все мои игрушки.

Великий князь был в восхищении.

– Как вы могли составить такое полное собрание в этом роде! – вскричал он в восторге. – Жизни человеческой мало, чтоб это исполнить.

– Ваше высочество, – отвечал я, – усердие к службе все превозмогает. Военная служба моя страсть.

С этого времени я пошел у него за знатока в военном деле.

Наконец великий князь начал предлагать, чтобы я продал ему мою коллекцию. Я отвечал ему, что продать ее не могу; но почту за счастье, если он позволит мне поднести ее его высочеству.

Павел принял мой подарок, бросился обнимать меня; и с этой минуты я пошел за преданного ему человека.

– Так вот чем, любезный друг, – заключил свой рассказ граф Ростопчин, – выходят в чины, а не талантом и гением!

(М. Дмитриев)

Когда, после гр. Ростопчина, сделали генерал-губернатором Москвы графа Александра Петровича Тормасова, граф Ростопчин сказал: «Москву подтормозили. Видно, прытко шла!» Гр. Тормасов, услышав об этом каламбуре, отвечал: «Ничуть не прытко, она, напротив, была совсем растоптана!»

(М. Дмитриев)

По какому-то ведомству высшее начальство представляло несколько раз одного из своих чиновников то к повышению чином, то к денежной награде, то к кресту, и каждый раз император Александр I вымарывал его из списка. Чиновник не занимал особенно значительного места, и ни по каким данным он не мог быть особенно известен государю.

Удивленный начальник не мог решить свое недоумение и наконец осмелился спросить у государя о причине неблаговоления его к этому чиновнику.

– Он пьяница, – отвечал государь.

– Помилуйте, ваше величество, я вижу его ежедневно, а иногда и по нескольку раз в течение дня; смею удостоверить, что он совершенно трезвого и добронравного поведения и очень усерден к службе; позвольте спросить, что могло дать вам о нем такое неблагоприятное и, смею сказать, несправедливое понятие?

– А вот что, – сказал государь. – Одним летом, в прогулках своих я почти всякий день проходил мимо его дома, в котором у открытого окошка был в клетке попугай. Он беспрестанно кричал: «Пришел Гаврюшкин – подайте водки».

Разумеется, государь кончил тем, что дал более веры начальнику, чем попугаю, и что опала с несчастного чиновника была снята.

(П. Вяземский)

* * *

Одному чиновнику долго не выходило представление о повышении чином. В проезд императора Александра I он положил к ногам его следующую просьбу: