Императорская Россия в лицах. Характеры и нравы, занимательные факты, исторические анекдоты

В Петербурге были в оное время две комиссии. Одна – составления законов, другая – погашения долгов. По искусству мастеров того времени надписи их на вывесках красовались на трех досках. В одну прекрасную ночь шалуны переменили последние доски. Вышло: комиссия составления долгов и комиссия погашения законов.

(Н. Кукольник)

Михаил Милонов

Как-то сатирик Михаил Васильевич Милонов пришел к Николаю Ивановичу Гнедичу. Милонов был, по своему обыкновению, пьяный, растрепанный и оборванный. Гнедич принялся увещевать его. Растроганный Милонов заплакал и, указывая на небо, сказал:

– Там, там найду я награду за все мои страдания…

– Братец, – возразил ему Гнедич, – посмотри на себя в зеркало: пустят ли тебя туда?

(А. Пушкин)

* * *

Милонов в одной из сатир своих зло задел миролюбивого и простодушного Василия Львовича Пушкина. Ошеломленный неожиданным нападением и чувствительно уязвленный, Пушкин долго не мог от этого опомниться и, жалуясь на человеческую неблагодарность, говорил:

– Да что же я сделал худого? Не позже как на той неделе Милонов вечером пил у меня чай. Никак не мог я подозревать в нем такого коварства.

(«Из жизни русских писателей»)

Арзамасское общество

Приверженцы Карамзина составили особое закрытое литературное общество под названием «Арзамаса», в которое принимали людей, поклявшихся в обожании Карамзина и в ненависти к Шишкову. Каждый при вступлении должен был прочитать похвальное слово, сатиру или что-нибудь подобное в восхваление идола и в унижение противника. Я был всегда ревностным чтителем Карамзина, не по связям и не по духу партии, а по искреннему убеждению; ненавидел Шишкова и его нелепых хвалителей и подражателей, но не налагал на себя обязанности кадить Карамзину безусловно и беспрестанно и потому не только не был принят в «Арзамас», но и сделался предметом негодования и насмешек его членов. Приверженцы же Шишкова злились на меня за действительную мою оппозицию. Впоследствии роли переменились. Например, Блудов, самый исступленный карамзинист… сделался, по министерству просвещенья, товарищем Шишкова. Один Дашков остался верен своему призванию. Лет через пятнадцать после того, бывши тов. министра внутренних дел, он при встрече спросил у меня:

– И вы не обратились к Шишкову?

– Нет, – отвечал я, – остался при прежнем мнении. А вы, Дмитрий Васильевич?

– И я т-т-то-же. У меня два в-в-ра-га: Ш-и-ш-ш-ков и т-т-урки, – сказал он, заикаясь.

(Н. Греч)

* * *

Когда образовалось Арзамасское общество, пригласили и В. Л. Пушкина принять в нем участие. Притом его уверили, что это общество – род литературного масонства и что при вступлении в ложу нужно подвергнуться и некоторым испытаниям, довольно-таки тяжелым. Пушкин, который уже давно был настоящим масоном, легко и охотно согласился… Тут воображение Жуковского разыгралось… Он придумал и устроил разные мытарства, через которые новобранец должен был пройти. Тут пошли в дело и в символ и «Липецкие воды» Шаховского, и «Расхищенные шубы» его, и еще бог весть что…

(П. Вяземский)

* * *

В этом обществе, посвященном шуткам и пародиям, каждый член имел свое имя. Некоторые имена я помню: Жуковский назывался Светлана; А. И. Тургенев – Эолова Арфа; С. П. Жихарев – Громобой; Д. Н. Блудов – Кассандра; Ф. Ф. Вигель – Ивиков Журавль; Д. П. Северин – Резвый Кот; С. С. Уваров – Старушка; B. Л. Пушкин – Вот. Других не помню…

* * *

Вот как принимали в члены Арзамасского общества Василия Львовича Пушкина. Это происходило в доме С. С. Уварова.

Пушкина ввели в одну из передних комнат, положили его на диван и навалили на него шубы всех прочих членов. Это значило, что новопринимаемый должен вытерпеть, как первое испытание, шубное пренье, т. е. преть под этими шубами.

Второе испытание состояло в том, что, лежа под ними, он должен был выслушать чтение целой французской трагедии какого-то француза, петербургского автора, которую и читал сам автор. Потом с завязанными глазами водили его с лестницы на лестницу и привели в комнату, которая была перед самым кабинетом. Кабинет, в котором было заседание и где собрались члены, был ярко освещен, и эта комната оставалась темной и отделялась от него аркой с оранжевой, огненной занавеской. Здесь развязали ему глаза – и ему представилась посередине чучела; огромная, безобразная, устроенная на вешалке для платья, покрытой простыней. Пушкину объяснили, что это чудовище означает дурной вкус, подали ему лук и стрелы и велели поразить чудовище. Пушкин (надобно вспомнить его фигуру: толстый, с подзобком, задыхающийся и подагрик) натянул лук, пустил стрелу и упал, потому что за простыней был скрыт мальчик, который в ту же минуту выстрелил в него из пистолета холостым зарядом и повалил чучелу.