Императорская Россия в лицах. Характеры и нравы, занимательные факты, исторические анекдоты

И. А. Крылов, как я его помню, был высокого роста, весьма тучный, с седыми, всегда растрепанными волосами; одевался он крайне неряшливо: сюртук носил постоянно запачканный, залитый чем-нибудь, жилет надет был вкривь и вкось. Жил Крылов довольно грязно. Все это крайне не нравилось Олениным, особенно Елизавете Марковне и Варваре Алексеевне. Они делали некоторые попытки улучшить в этом отношении житье-бытье Ивана Андреевича, но такие попытки ни к чему не приводили. Однажды Крылов собирался на придворный маскарад и спрашивал совета у Елизаветы Марковны и ее дочерей; Варвара Алексеевна по этому случаю сказала ему:

– Вы, Иван Андреевич, вымойтесь да причешитесь, и вас никто не узнает.

(РС, 1876. Т. XV)

* * *

Крылов любил быть в обществе людей, им искренне уважаемых. Он там бывал весел и вмешивался в шутки других. За несколько лет перед сим, зимой, раз в неделю, собирались у покойного А. А. Перовского, автора «Монастырки». Гостеприимный хозяин, при конце вечера, предлагал всегда гостям своим ужин. Садились немногие, в числе их всегда был Иван Андреевич. Зашла речь о привычке ужинать. Одни говорили, что никогда не ужинают, другие, что перестали давно, третьи, что думают перестать. Крылов, накладывая на свою тарелку кушанье, промолвил тут: «А я, как мне кажется, ужинать перестану в тот день, с которого не буду обедать».

(«Искра», 1859. № 38)

* * *

Однажды приглашен был Крылов на обед к императрице Марии Федоровне в Павловске. Гостей за столом было немного. Жуковский сидел возле него. Крылов не отказывался ни от одного блюда. «Да откажись хоть раз, Иван Андреевич, – шепнул ему Жуковский, – дай императрице возможность попотчевать тебя». – «Ну, а как не попотчует!» – отвечал он и продолжал накладывать себе на тарелку.

(РА, 1875. Вып. II)

* * *

Филипп Филиппович Вигель в своих записках замечает, что Иван Андреевич Крылов писал басни столько же по призванию, сколько и потому, что этот род сочинений прибыльнее других.

В доказательство Вигель привел слова Крылова:

– Басни понятны каждому, их читают и слуги, и дети… Ну, и скорее рвут…

(Д. Григорович)

Граф Д. Н. Блудов

Блудов сказал о новом собрании басен Крылова, что вышли новые басни Крылова, со свиньей и виньетками.

«Свинья на барский двор когда-то затесалась» и пр. Строгий и несколько изысканный вкус Блудова не допускал появленья хавроньи в поэзии.

* * *

Выходя из театра после представления новой русской комедии, чуть ли не Загоскина, в которой табакерка играла важную роль, Блудов сказал: «В этой комедии более табаку, нежели соли».

* * *

Ему же однажды передали, что какой-то сановник худо о нем отзывался, говоря, что он при случае готов продать Россию. «Скажите ему, что если бы вся Россия исключительно была наполнена людьми на него похожими, я не только продал, но и даром отдал бы ее».

* * *

Слабой стороной графа Д. Н. Блудова (председателя Государственного совета) был его характер, раздражительный и желчный. Известный остряк и поэт Ф. И. Тютчев говорил про него: «Надо сознаться, что граф Блудов образец христианина: никто так, как он, не следует заповеди о забвении обид… нанесенных им самим».

(П. Вяземский)

Князь А. А. Шаховской

Там вывел колкий Шаховской

Своих комедий шумный рой.

(А. Пушкин)

Князь Александр Александрович Шаховской, человек очень умный, талантливый и добрый, был ужасно вспыльчив. Он приходил в неистовое отчаяние при малейшей безделице, раздражавшей его, особенно когда ставил на сцене свои пьесы. Любовь к сценическому искусству составляла один из главных элементов его жизни и главный источник терзаний.

На репетиции одной из своих комедий, где сцена представляла собой комнату при вечернем освещении, Шаховской был недоволен всем и всеми, волновался, бегал, делал замечания актерам, бутафорам, рабочим и, наконец, обернувшись к лампе, стоявшей на столе посреди сцены, закричал:

– Матушка, не туда светишь!

* * *

В какой-то пьесе играл дебютант Максин, которого князь Шаховской очень не любил.

Шаховской сидел в директорской ложе. Максин играл очень плохо. Когда он подошел близко к директорской ложе, Шаховской высунулся и стал дразнить его языком.

Федор Федорович Кокошкин, директор московских театров и приятель Шаховского, схватил его за руку, оттащил в глубину ложи, усадил в кресло и умиленным голосом начал увещевать:

– Помилуй, князь! Что ты делаешь? за что ты его обижаешь и конфузишь? Ведь он прекраснейший человек…

– Федор Федорович! – пробормотал взбешенный Шаховской. – Я рад, что он прекраснейший, добродетельнейший человек, пусть он будет святой, я рад его в святцы записать, молиться ему стану, свечку поставлю, молебен отслужу! Да на сцену-то его, разбойника, не пускайте!

* * *