Империализм как высшая стадия «восточного деспотизма»

Тенденция к полной независимости всегда побеждает попытки иностранных завоевателей ассимилировать их ускоренным способом династической легитимизации. После распада империи Александра Македонского Мидийское царство, ещё в VI веке завоёванное персами, фактически возродилось в прежних границах в форме эллинистической империи Селевкидов. Птолемеевский Египет почти полностью объял все территории, входившие в состав Нового Царства, став самым могущественным и долгоживущим эллинистическим государством. Подобный сценарий ждал и Монгольскую империю, разделившуюся на улусы. Отколовшаяся от Каракорума империя Ильханидов стала реинкарнацией Сасанидской державы, империя Юань — Китая. Империи распадаются на несколько малых деспотий, копирующих авторитарные порядки метрополии и предпринимающих собственную экспансию, также достигающей предела в момент наивысшего отдаления её крайней точки от сердца державы[120]. Монгольская империя породила последнюю великую «кочевую империю» «допорохового» периода — державу Тимуридов.

Сухопутная империя Востока — мёртворождённое образование, тщетно пытающееся разрешить два имманентных противоречия: между метрополией и «колониями» и между необходимостью постоянной экспансии и её естественными пределами. «Все империи распадаются» — такой императив выработала Клио в отношении восточных полиэтнических держав.

Глава III. Феномен европейских колониальных империй

В основании миропорядка лежит вековечный принцип объективного дуализма сухопутных и морских цивилизаций. Присущее теллурократиям стремление к расширению обусловлено жизненной необходимостью обеспечить безопасность аграрной метрополии и расширить её податную базу — священную корову «восточных деспотий». Этим объясняется характерный для неё авторитаризм, стабильность расселения и сферы приложения труда населения, примат коллективистского начала, иерархичность социальной структуры, система строгих нравственных и юридических норм. «Суша — то, что всегда прочно, устойчиво, твёрдо», — резюмирует А. Маринченко[121]. Талассократия — антипод сухопутной цивилизации — зиждится на торговле и географических открытиях и оттого пестует индивидуализм и предприимчивость. На протяжении веков теллурократии доминировали над немногочисленными и децентрализованными морскими сообществами, спорадически вступая в противостояние с ними[122]. Великие географические открытия ознаменовали радикальный переворот в этой тенденции, положив начало росту влияния фактора пространства на мировую историю. Выросшая на дрожжах технологической революции эпохи современного экономического роста, колониальная европейская цивилизация начала победоносное шествие по земному шару, подчиняя вековые сухопутные цивилизации Востока. Именно в этот момент утверждается глобальное европейское лидерство, сохраняющееся с оговорками до сих пор.

Перешедшие на колею интенсивного развития государства создавали собственные империи — колониальные. Колыбелью этого вида империи стала Европа — арена роста средиземноморских городов-государств. Драйвером их роста явилась присущая античному миру аномально высока роль торговли и необычайно низкая, хотя и очень значительная, — сельского хозяйства. Эллинские города не военноадминистративные наросты на теле общенациональной деревни, не место дислокации элиты, враждебной крестьянскому миру, как на деспотическом Востоке, а органическое продолжение питаемой торговлей сельской экономики. Для античности характерен непревзойдённый вплоть до Нового времени уровень урбанизации[123].

Суть античной аномалии в отказе от детерминированного развития по пути трансформации примитивной системы даров раннего неолита в упорядоченные налоговые практики и разделения общинников на тонкую прослойку «правящих» и «управляемое» большинство. Античный мир решительно порывает с фатализмом деспотического развития. Уникальные природные условия — близость к морю, изрезанность побережья, благоприятствующая появлению автономных полисов, удалённость от сухопутных империй — обусловили сращение у финикийцев и эллинов пиратского ремесла, благородного в представлении современников занятия, с торговлей[124]. Формируется сообщество крестьян-воинов, уникальный социальный геном которого сравним лишь со скандинавским в VIII–XI вв. Древние греки и римляне впитывают неприятие прямого налогообложения — порочного признака рабства, о чём писал ещё Аристотель. Формируются предпосылки для утверждения полисной демократии, основанной на конфедерации городовгосударств.