Империи песка

Ее сердце радостно забилось. Какой удивительный знак! Наконец-то сын взялся за ум! Элизабет давно не чувствовала себя такой счастливой. Но ее радость поднялась на новую высоту, когда часом позже дворецкий принес ей вторую телеграмму.

Исполняю печальную обязанность и сообщаю о безвременной кончине Муссы, графа де Вриса. Вскоре прибуду, чтобы лично передать вам свои самые искренние соболезнования. Эль-Хусейн.

Экипаж Поля свернул в длинный, окаймленный деревьями проезд к шато де Врис. Он слушал цоканье лошадиных копыт по булыжникам и наслаждался знакомыми видами. Воздух был холодным. С деревьев давно облетели все листья. Из труб шато вкусно тянуло дымом. Как здорово вновь оказаться во Франции!

Подъехав ближе, он увидел, что слуг в шато прибавилось, и слегка улыбнулся. Мать, конечно же, задумала очередной прием. Ему стоило это предвидеть. У Поля появилась идея. Он взглянул на часы. Времени еще предостаточно. Прежде чем начнется торжество, он заставит мать подергаться.

Элизабет встретила его с обычной сдержанной приветливостью, словно он отсутствовал всего неделю и ежедневно ей писал. Она неодобрительно взглянула на его одежду и поморщилась – слишком уж непрезентабельно выглядел новый граф в пустынной форме из фланели.

– Тебе обязательно надо переодеться, – сказала она. – Твои гости вот-вот начнут съезжаться.

– Мои гости?

– Разумеется! На торжество! Идем, я быстро расскажу тебе, что к чему. – Она повела сына в кабинет и закрыла дверь. – Поль, произошло самое удивительное событие. Настоящий подарок к твоему возвращению. Суд официально объявил тебя новым графом. Документы вот-вот привезут.

– Ну и ну, – пробормотал Поль.

– Это все, что ты можешь сказать? Я думала, ты будешь счастлив. Из твоей телеграммы я поняла, что ты готов.

– Трудно быть счастливым, если это означает, что дядя Анри и Мусса действительно мертвы.

Он всматривался в материнское лицо, ожидая хоть какой-то реакции, но Элизабет ничем не выдала себя.

– Да, мой дорогой, так оно и есть. Но мы должны это принять и жить дальше.

– Я хотел поговорить с тобой об этом. В поезде я много думал на эту тему.

– Неужели наш разговор не может подождать? – спросила Элизабет. – Гости появятся с минуты на минуту. Ты должен переодеться во что-нибудь пристойное.

– Да, мама, наш разговор может подождать, – тоном послушного сына ответил Поль.

– Вот и отлично! Позже поговорим. А теперь, с твоего позволения, я…

– Могу сказать и сейчас. Я не хочу быть графом, – объявил Поль. – Я собираюсь отказаться от титула и вообще от всего.

Элизабет испуганно ахнула:

– Ты не можешь! Слишком поздно! А как же мои друзья? Они приедут ради этого!

– Извини, мама, но я не просил тебя устраивать торжество. Мне оно не нужно. Если, как ты говоришь, этот титул принадлежит мне, я от него откажусь.

Поль подумал, что ему мастерски удается говорить равнодушным голосом. Только бы не выдать себя и не показать, как он наслаждается ее очевидным замешательством. Пусть потрепыхается. Он сознавал, что ведет себя жестоко, но ему это нравилось.

– Это полнейшая чушь! Ты слишком много времени провел на солнце! Титул – не игрушка, которую можно отдать или выбросить. Отныне ты занимаешь определенное положение в обществе, и твой долг – это принять. Поль, сделай это сейчас. Потом ты свободен делать все, что пожелаешь. Неужели непонятно? – Глаза Элизабет были полны тревоги.

– В Африке случилось слишком много такого… Словом, я понял, что для меня титул ничего не значит.

– Зато кое-что значит для меня!

– Так пользуйся моментом, мама. Забирай все.

– Ты же знаешь, что я не могу.

– Прости, мама. Я тоже не могу.

Элизабет не на шутку встревожилась:

– Ты должен! Отец другого от тебя бы и не ждал. Он бы посоветовал тебе это сделать ради чести рода де Врис.

– Что ему было до чести рода? Он ушел из семьи.

– Нет, он никуда не уходил! – запальчиво возразила Элизабет. – Его письмо доказало… – Она прикусила язык, сообразив, что допустила чудовищную ошибку, но тут же справилась с оплошностью и продолжала так, словно оговорилась: – Его карьера, вся его жизнь были примером того, как он заботился о чести семьи. Это всегда стояло у него на первом месте.

Поль резко посмотрел на мать:

– Письмо? Какое письмо? И почему ты говоришь, что он не уходил из семьи? Прежде ты всегда говорила мне, что он нас бросил.

– Я сказала про письмо? Просто оговорилась, и все из-за того, что ты меня расстроил. Не было никакого письма. Я хотела сказать…

– Мама, у тебя подобных оговорок не бывает. И ты хотела сказать именно то, что сказала. – Выражение материнского лица подсказывало: он прав; такого поворота Поль не ожидал, но и откладывать историю с письмом на потом не собирался. – Немедленно покажи мне отцовское письмо, или я сейчас же уеду и никогда не вернусь!

– Я не показала тогда, поскольку ты был еще слишком мал, – шмыгнув носом, сказала Элизабет. – Это даже не письмо. Короткая записка. Rien[86].

Поль встал и направился к двери:

– Прощай, мама.