Исследования по имперской тематике нередко обращаются к периоду зарождения и, особенно часто, затухания анализируемых государств. Цель нередко заключается в сравнении их сущности с политическими образованиями иного типа, например государствами-нациями. В то же время понятие «империя» зачастую связывается с длительными периодами политического господства, приобретающими еще большее значение в случае, если они могут быть актуализированы в коллективной памяти и использованы для легитимации позднейших политических притязаний, вдохновленных блистательным прошлым.
При разговоре о зарождении империи встает вопрос о континуитете между походами викингов, продолжавшимися в период VIII–X вв. вплоть до основания герцогства на севере Франции, и экспансионистской политикой нормандцев в XI в. Нередко в качестве символической даты окончания завоевательных походов викингов называют 1066 г. и к этой же дате привязывают завоевание Англии, что, с нашей точки зрения, довольно искусственно. Преемственность между завоеваниями скандинавов и нормандцев подчеркивалась много раз. Ч. Хаскинс возводил появление «нормандской империи» к эпохе викингов и считал его наиболее значительным событием XII в. в общеевропейской перспективе. Он превозносил предприимчивость викингов, их отвагу и лидерские качества (leadership
), а также способность создавать государства как на родной земле, так и на чужбине (state-builder at home and abroad)[296]. В пользу преемственности еще более ясно высказался Фрэнк Стентон: «Нормандцы, получившие наследство англов, были людьми дикими и грубыми. Среди всех народов Запада они больше всех походили на варваров. Они практически не оставили после себя произведений искусства, литературы и иных памятников мысли, которые могли бы сравниться с произведениями англосаксонской эпохи. Однако в политическом отношении они были хозяевами мира»[297]. Джон Ле Патурель также настаивал на непрерывном характере завоеваний и колонизации с начала X в. до 1066 г. и в последующий период[298]. Он утверждал, что истоки государства Генриха I Боклерка в том, что касается территориального устройства и права, нужно искать в организации общества северян, обосновавшихся в долине Сены двумя веками ранее. Подобное суждение кажется довольно спорным, так как нормандцы середины 11-гого столетия были неотделимой частью франкского мира и имели мало общего со своими скандинавскими предками, а нормандское герцогство основывалось, прежде всего, на каролингской традиции. Другие историки считали империю плодом деятельности Вильгельма Завоевателя (Maker of Empire), которую нужно воспринимать в контексте глубоких трансформаций, произошедших в нормандском герцогстве со времен правления Ричарда II (996–1026)[299]. Если задаться целью найти более отдаленные истоки имперской природы правления как в Нормандии, так и в Англии, то по большей части их следует искать в наследии Каролингов. В этой связи не может не потрясать то, с какой стремительностью и энергичностью устанавливалась власть имперского типа[300]. Такую скорость можно объяснить продуманным использованием насилия и устрашения, балансирующими на грани допустимого даже для того времени, стремительным созданием разветвленных сетей, связавших территории по обе стороны пролива, лихорадочными попытками оправдать завоевание, а также строительством величественных сооружений, маркирующих захваченное пространство и утверждающих превосходство и могущество завоевателей.