О том, когда империи пришел конец, также нет единого мнения. Ле Патурель связывал его с Анжуйским завоеванием в 1144 г. По его словам, «так называемая Анжуйская империя не была продолжением государства нормандцев, но, скорее, новым образованием, в какой-то степени воздвигнутым на его обломках»[301]
. Джерсийский историк считал, что, несмотря на прочность связей между Нормандией и Англией, из-за значительного расширения территорий центр отдалился от берегов Ла-Манша. Империя Плантагенетов, пришедшая на смену государству нормандцев, основывалась на других отношениях между составными частями. Если нормандские правители пытались унифицировать систему управления, то их анжуйские преемники, наоборот, снисходительно относились к своеобразию подконтрольных регионов. Процесс ассимиляции замедлился отчасти из-за того, что владения Плантагенетов были весьма обширными. Историки много спорили о взаимоотношениях Англии и Нормандии и том месте, которое они занимали в империи. Люсьен Мюссе считал, что социальное и политическое равновесие между этими двумя регионами было в конце концов нарушено в пользу Англии, а «англо-нормандский характер» герцогства постепенно сошел на нет[302]. Исследования, появившиеся на рубеже XX–XXI вв., подчеркивали необходимость разделения английской и нормандской истории. Их совместный путь можно разделить на три фазы: континентальное господство Нормандии над Англией примерно до 1090 г., промежуточная стадия, продолжавшаяся до 1125 г. и характеризующаяся усилением взаимовлияний, и, наконец, последовавшее за этим постепенное ослабление англо-нормандских связей[303]. Приход к власти Плантагенетов, по-видимому, ускорил их расхождение.С точки зрения имперской матрицы это разделение, которое относят к 1144 г. или 1154 г., если отсчитывать от даты вступления Генриха II на Английский престол, кажется все менее убедительным. Мы не будем углубляться в споры, связанные с периодом Плантагенетов, которым будет посвящена отдельная глава этого сборника, но отметим, что недавние исследования делают акцент на преемственности между этими государствами, указывают на сохранение связей между Англией и Нормандией и устойчивость сетей, пронизывающих империю. Дэвид Бейтс резюмирует один из основных тезисов своей работы «Нормандцы и империя» следующим образом: «…последние результаты системного просопографического исследования приводят нас к выводу о том, что связи на территории империи по обе стороны пролива оставались устойчивыми до самого конца; наиболее серьезным изменением, произошедшим после 1154 г., была частичная потеря автономии имперскими элитами»[304]
. Таким образом, падение империи не было неизбежным следствием нарастающего отчуждения между территориями, расположенными на противоположных берегах Ла-Манша, и развитием политического самосознания в Англии и Нормандии, но, скорее, явлением нежданным и удивительным, свершившимся вопреки многим устремлениям.Споры о природе империи нормандцев во многом основывались на представлении о ней в свете империалистических и колониальных проблем. Тем не менее в концепции империи содержится некоторое противоречие между способом установления господства, связанном с проявлением насилия, и теми выводами, которые можно сделать из описания ее исторически сложившейся институционально-административной структуры.