– Я не мирянин, я сотрудник Трибунала и требую объяснить, что происходит здесь, – с грубостью в голосе требовал Цирус. – Вы знаете «Низший протокол Комиссариата» и «Святой Циркуляр Культа о содействии с Департаментами Власти»… я имею право вмешаться.
«Монахи» как то нехотя и недовольно, скрипя сердцем и мыслями, отступили, выложив информацию:
– У нас мирянка, что носит знаки отступников коммунистической ереси и оскверняет свою душу и отечество своё этой символикой, – с вдохновлённостью в голосе и одухотворённостью в лице, гордо подняв голову, ответил последователь Культа Государства. – За это мы караем!
– Хм, но здесь всего лишь красная звёздочка. Если мне не изменяет память, то коммуняки сейчас на своих штандартах рисуют другую «свастику».
– Но…
– Да и к тому же, как я услышал, эту звезду её подарила родная мать. Это всего лишь подарок, который она чтит. А разве Рейхом, запрещено, что бы дети любили и уважали своих родителей?
Обескураженные «монахи» таким напором со стороны практически рядового комиссара стояли в изумлении и не знали, что можно было ответить по закону, а Цирус тем временем продолжил противопоставлять право фанатизму:
– А по Округу Рима действует «Иллюмия Санкта» – акт Инквизиции, говорящий, что в отдельных случаях можно прекращать дело о «Моральной госизмене посредством ношения вражеской символики, если оной в настоящем не существует».
– Режим облапошил сам себя, – тихо и еле слышимо прошептал Артий.
Слёзы с глаз девушки исчезли, на губах появилась легчайшая улыбка, а в душе разлилась теплота и спокойствие, появилась надежда, ведь она увидела, как эти обескураженные культисты просто не могли ответить.
– Но ведь Фолиант…
– Что Фолиант? Призывает судить за то, чего уже нет? – с упрёком вопросил Цирус. – Нет. Он нас призывает к справедливости.
Взгляд страстных приспешников Культа медленно наполняться злобой и нетерпимостью, как у стервятников, лишённых добычи.
– Ребята, – обратился Цирус к Друзьям. – Вы можете покинуть это заведение. Я вам разрешаю это от имени Трибунала Рейха.
– Мы рапорт подадим! – гневается один из культистов.
Габриель со своими знакомыми спешно собрали вещи и чуть ли не бегом вышли из паба, стараясь как можно быстрее уйти из «одухотворённого» места, оставив позади фанатичных «монахов», так сильно алчущих наказать еретиков мысли. Юноша оглянулся и увидел, что у входа в паб последователи культа и Цирус о чём–то активно разговаривают, но парня это уже не интересовало. Он отвернул взгляд и продолжил путь с ребятами, имитируя, будто ничего и не было.
– Всё прошло. Слава Богу. Чуть не попались. – Твердил Артий.
– Я предлагаю просто забыть об этом, хорошо? – Попросила Элен, чувствуя неимоверный стыд за свои слёзы, хотя и знала, что в такой ситуации мало кто смог бы сдержаться.
Друзья ещё пару минут прошлись в полной тишине, переглядываясь друг с другом и просто не зная, что говорить. Но тут внезапно густую тишину разевал вопрос:
– А, что теперь, куда? – Взволнованно и с лёгкой дрожью спросил Артий.
После этих слов Габриель глянул на часы. Он не хотел расставаться со своими друзьями, особенно с Элен, но он, же обещал прийти:
– Ох, ребят, простите, мне пора, – с неподдельной грустью и, смотря на девушку, твердил парень.
Верн поднял голову, заглянув прямо в глаза Габриелю, но уже без присущей ему улыбки и посредственности, с серьёзным лицом, спросил:
– Тебе же в книжный магазин?
– Да, – С удивлением в голосе ответил парень, не ожидав такого вопроса. – Именно туда.
– Тогда пошли, – несвойственно по холодному сказал Верн.
Габриель был несколько ошеломлён, он не знал, что ни Верн, ни Артий что–то знают о книжном магазине и тем более тоже идут туда. Но его довольно обрадовала новость того, что Элен в курсе о книжной лавке, ведь она теперь тоже сможет с ним пойти. Это была мысль не более чем парня-простачка, тянущегося к нечто далёкому и холодному, и юноша отлично понимал это, но что её у него оставалось, кроме этих наивных мыслей?
Они, молча, пошли к книжному магазину, сохраняя абсолютное безмолвие, пребывая в своих мыслях. Квартал за кварталом, улица за улицей они уходят от канала и паба, не желая больше возвращаться туда. Так близко к «имперскому правосудию» никто из них ещё не находился, а поэтому всех пробрала дикая дрожь от самой возможности попасть в цепкие лапы опьянённых ревностью к Государству монахов.
Дом за домом и ребята вышли к церкви Санта-Мария-делле-Грацие [6] с фронтовой стороны, пытаясь держаться правой стороны, где между толстенных бетонных домов-ульев и стареньких миленьких домиков старого Милана ютится книжная лавочка, находясь в тени древнего циркового сооружения.