Культисты выглядят подобно монахам из древних, давно минувших времён, что усердно, практически беспрестанно молились Богу. Но хоть образ этих людей и соответствовал монахам, но их суть была грубо искажена, если не извращена. Они молились не Богу, а государству и Канцлеру, возводя его в ранг равного Господу. Лже-монахи готовы карать тех, кто хоть на йоту отличается по своим идеям от него. Они преисполнены фанатичной злобой к тем, кого в Рейхе называют отступниками и еретиками, а ненависть исказила в их душах вечные монашеские добродетели: любовь, упорство, скромность, подменив на безоговорочную и слепую преданность своему государству: готовность идти на упорный труд, вплоть до смерти от переутомления и отказ от всего, лишь бы оно ушло в казну Рейха.
Служитель Культа подошёл к ребятам. Он довольно широким жестом скинул с себя бежевый капюшон. Под ним крылось обритое зрелое добродушное лицо, а на его щеке татуировка герба Рейха, а на друзей смотрели душевные карие глаза.
– Сыны и дочерь Рейха, я должен сейчас вас обыскать, дабы убедиться в вашей государственнической не погрешности и да благословит вас Канцлер. – С благоговением и в полголоса, но все же утвердительным тоном сказал подошедший «монах».
Парни быстро ему подчинилась, старясь для Элен хоть время дать, что бы она сняла эту звезду, иголка которой не хочет сниматься, да и девушка была под таким страхом, что с трудом соображала и еле шевелила пальцами. Однако культист быстро и ловко обыскал всех парней, не теряя много времени и не найдя у них ничего запрещённого или подозрительного он обратил свой взор к Элен.
– Дитя, твой черёд, – шепчет культист девушке, приближаясь к ней вплотную.
Элен подошла к «монаху» и убрала трясущуюся руку от кофты и под светом ламп в пабе алая звезда засверкала кроваво–красным светом, ещё сильнее притягивая к себе внимание. Взгляд последователя Культа мрачной тенью сразу пал на эту звезду. Он буквально впился в этот символ своим, постепенно наливающимся злобой взглядом.
У Габриеля бешено забилось сердце. Ладони покрылись влагой, а по телу пробежала ледяная дрожь. Он жутко беспокоился за Элен, но ещё сильнее его убивало чувство беспомощности. Парень так и хотел растолкать всех культистов, схватить свою возлюбленную за руку и выбежать из этого заведения и нестись, куда глаза глядят. Но Рейх – империя тотальной слежки и вездесущий пропаганды, где народ прижат таким прессом, что лишний вздох мог быть принят за грех и преступление, присутствует везде. Нет такого места, где можно было укрыться от неустанно смотрящего ока Рейха. И если человек совершил проступок, то Империал Экклесиас, Трибунал Рейха, Армия и ещё легион карательных структур принесут своевременное воздаяние любому отступнику. Парень понимал, что если сейчас он совершит этот проступок, то несметные легионеры имперского правосудия воздадут ему за это. В двадцатикратном размере.
– Эта алая звезда, это символ еретиков красной чумы и коммунистических отступников. Как можно его носить на территории нашей великой страны? – фанатично начал «монах». – Как сказано в Фолианте Гражданина: «никто не посмеет на себя надеть символики враждебной державы, ибо это есть грех и преступление против Рейха и священной власти Канцлера». Там же сказано: «Тот, кто примерил на себя враждебную символику, то тот уже является врагом своего отечества». – Яро заявил последователь Культа.
– Что случилось, брат Бонифаций? – спросил подошедший «монах», учуявший «аромат» потенциального отступничества.
Внутри девушки всё провалилось, она думала, что для неё всё кончено. Из её глаз по щеке пробежала горячая слеза.
– Запретная символика, брат Маний. Знак красных дьяволят.
– Откуда у тебя эта звезда, дочь моя? – спокойно спросил подошедший Маний, пытаясь показать из себя милосердного деятеля Культа.
Элен собралась и утвердительно ответила:
– Мне её мама подарила, когда я была ребёнком.
– Что ж, это не отменяет твоего наказания, ибо ты преступила священные постулаты Рейха, – последовал фанатичный ответ. – Здесь приемлемо только очищение болью, – озвучив наказание, гордо выпрямился «монах»
Слёзы потекли градом из глаз девушки, она накрыла ладонями лицо. Элен знала, что сейчас её жизнь окончена. Если она выживет после наказания, то её стопроцентно отчислят из «схолы» и понизят «рейтинг» до трёх. А это значит, что её максимум, куда она сможет пойти работать – это уборщица в министерстве, и то, к ней вероятней всего будет приставлен надсмотрщик.
– Что здесь происходит? – спросил внезапно подошедший человек, грубым надменным голосом.
Потёртая кожаная куртка, чёрные джинсы и старые туфли, вкупе с матёрым видом. Габриель в нём сразу узнал своего недавнего спасителя – Цируса.
– Мирянин, это не твоё дело. Оставь нас. Мы вершим благодатное правосудие Рейха здесь во имя Его, – недовольно ответил один из культистов.
Мужчина вынул удостоверение и показал его «монахам» со словами: