Империя камня и веры

Собранная из красного кирпича, чей фасад облицован белым мрамором, церковь величественно заняла место посреди высаженной вокруг неё зелёных рощиц и кустов. Габриель из учебников знает, что ещё недавно во время кризиса Санта-Мария-делле-Грацие стала местом, вокруг которого проводились безумные обряды, а внутри церковь стала пристанищем для культов похоти. Среди той помойки, которой раньше являлся Милан это было нормальное явление и только с приходом Канцлера всё изменилось.

«Такая величественная и такое унизительное прошлое» – подумал про себя Габриель, находя в приходе Рейха на миланскую землю им хорошие моменты, ибо только Империя смогла отстроить город из руин и тут себя юноша поймал на мысли, что обратный переход к «Свободе миланской и правам либеральным», на чём настаивает его друг Алехандро, может привести вновь к запустению города, что только плодит сомнения.

Но все помыслы о политике развеялись сиюсекундно, как только группа ребят подошла к пункту назначения. Дойдя до магазина, они встретили Давиана. Выражение его лица означало недовольство опозданием – парень стоит, сложив руки на груди и нахмурив физиономию, сделав её тошнотворно грузной.

– Что–то долго вы шли, я ж стал беспокоиться. – Как всегда с требовательностью и высокомерием высказался Давиан.

– Да, небольшие проблемы, – сказал Верн. – Культисты чёртовы.

– Ну, ладно, пойдёмте, – снисходительно потребовал юноша. – Пора нам оставить этот тоталитарно-антикоммунистический мир… хотя бы на часок.

После чего парень повёл ребят к двери магазина и ритмично стал постукивать, будто бы выбивая на дверной коричневой деревяшке мелодию. Дверь открыл тот самый старик – сердобольный владелец магазинчика, разделяющий право собственности на него с Имперор Магистратос.

– О, пришли, ну проходите скорее, остальные вас ждут, – Сказал с неким добродушием старик. – А то они больно уж разволновались.

После этих слов друзья прошли в магазин. Внутри всё так же когда они пришли и в прошлый раз, но вот та дверь, которая была рядом со столом лавочника, была открыта, маня тем, куда она может привести. Габриель несколько насторожился неизведанному, парень сильно испугался, ведь то, что они делали, было явно против правил и законов Рейха, и страх перед воздаянием разрывает душу. Но он увидел как его друзья уверенно и спокойно пошли к двери, словно зная, что за ней их там ждёт нечто, ради чего можно и преступить закон. В нём проснулась толика сомнений, в том, что он сейчас делает, но всё же он пошёл вперёд, отдаваясь во власть бунтарского юношеского порыва.

Перед глазами Габриеля открылось обычное подвальное помещение, ничем не примечательное. Отовсюду доносится влажный запах сырости, как в деревенском сарае, всюду разбросанные коробки из–под книг, создававшие атмосферу торгового беспорядка. Несколько старых круглых столов и подгнивших табуреток и стульев говорили о том, что мебель была не куплена в магазинах, а скорее всего, притащена из кладовок. Мусор на полу то тут и там, слабое старое ламповое освещение, давившее на глаза, несколько лавок, так же пару полок, кирпичные стены, покрытые грибком и плесенью, и небольшая трибуна, сколоченная из гнилых досок: всё это создаёт ощущение некого бодрящего сопротивления жестокому режиму, только вот весь протест больно игрушечный и настолько ничтожный, что завидев это слуги Инквизиции померли бы это смеху.

Но Габриеля это не волнует. Сейчас он может стать кем-то больше, чем пружинка механизма Рейха, объединившись вместе со знакомыми людьми, которых в подвале он узнал много и у каждого в очах полыхает пламень, настоящее пожарище рвения к свободе, окутавшее душу. Все юноши и девушки здесь собрались в надежде укрыться от всевидящего, неустанного и палящего взора Рейха и каждый присутствующий был просто одержим идей противодействия и бунтарства, желая скинуть с себя ярмо рабства. Пламя неподчинения Рейху здесь сжигало каждого, делая их фанатиками свободолюбия и безумного бунта.

Габриель, будучи немного в смущениях от общества в который он попал, аккуратно осмотрелся. В нём играет некоторое стеснение, оттого, что он в этом месте был в первый раз, однако как только завидел Давиана, подбежал к нему, желая у него разъяснить несколько вещей:

– Давиан, а что вы тут делаете?

У Давиана в глазах промелькнул нездоровый свет и вспыхнул огонь, схожий с пьянящей романтической оппозиционной обескураженностью.

– Понимаешь, – вдохновенно заговорил Давиан. – Здесь собираются люди недовольные существующим режимом, недовольные самой настоящей антинародной тиранией. Мы тут объединились в… коммуну, чтобы начать народную агитацию против церковно-духовного ига.… Подожди–ка…

Все вели разговор, разбившись на несколько небольших групп по столикам, но вот громогласно заговорил Давиан, отвлекая их:

– Товарищи, попрошу немного тишины. Я хочу вам сказать: у нас появился новый человек, это Габриель, и теперь он состоит в нашей этакой коммуне.

Все обратили свой взор на Габриеля. Кто–то улыбнулся и помахал в приветствие, а кому–то было просто всё равно.