Иудейские книжники придавали огромное значение деятельности Ездры, рассматривая его как второго Моисея. Ветхозаветная Церковь была переустроена им в соответствии с суровыми предписаниями Закона, а Пятикнижие Моисеево торжественно кодифицировано в качестве действующего религиозно-гражданского свода права. По сути, Ездра не столько воссоздал былой Израиль, сколько сформировал новый, скрепленный не властью и живой верой, а нравственными и ритуальными предписаниями, питающими чувство исключительности. Он сумел создать из Закона труднопреодолимую ограду, отсекшую иудеев от язычников, прежде всего ханаанейцев. В изоляции жизнь евреев оскудела, но, вероятно, никакой иной возможности предотвратить разложение Общины и смешение ее с языческими народами просто не существовало.
Однако, несмотря на то что Израиль сумел сохранить свою веру и свою национальную идентичность, 60 лет плена не прошли для него бесследно: под мощным влиянием Ханаана и Вавилонии иудеи усвоили ряд чуждых поведенческих моделей. Так, не имея в изгнании Храма, евреи стали собираться в синагогах (греч. συναγωγή – «собрание») – особых домах, где они читали священные книги Моисея.
При этом синагоги не были аналогом христианских церквей, в каждой из которых пребывает Дух Божий. Дело в том, что до разрушения Иерусалимского Храма в самом сокровенном его месте, называвшемся «Святая Святых», хранился Ковчег Завета, с которым пребывал Бог. В отсутствии же Ковчега молиться народу Израиля было невозможно. Таким образом, синагоги представляли собой всего лишь дома собраний диаспоры. В таких домах не только читали книги, но и решали житейские и деловые споры между членами еврейской общины Вавилона. Вернувшись домой, на Землю Обетованную, евреи не оставили обычая собираться в синагогах (на это раз чтобы отстраниться от самаритян), а вместе с ним и привычку смешивать вопросы религиозные и житейские.
Реформы Ездры, спасительные для евреев как для народа и не позволившие им раствориться в языческой среде, сделали невозможным миссионерство народа Божия среди язычников. Иудеи фактически изолировали себя от окружающего мира и замкнулись в самодостаточности своего национализма.
Однако дух изоляционизма не был свойствен Израилю до вавилонского плена: из предшествующей истории евреев нам известны примеры совсем другого рода. Так, через пророка Иону еврейскому народу было передано повеление Божие возвещать имя Господне даже среди тех иноплеменников, которые были прямыми и откровенными врагами Израиля. А содержащийся в книге Иова рассказ о праведнике из далекой области Уц свидетельствует о том, что Божья благодать пребывает повсюду и богообщение возможно для любого человека, какого бы происхождения он ни был. Более того, в Ветхий Завет вошла книга, повествующая о праматери праведного царя Давида, иноплеменнице Руфи. Происходившая из народа моавитян, Руфь вышла замуж за знатного иудея. Когда тот умер, молодая вдова осталась жить со свекровью. «Куда ты пойдешь, – сказала она, – туда и я пойду, и где ты будешь жить, там и я буду жить; народ твой будем моим народом, и твой Бог мои Богом» (Руфь 1:16). И благословение Божие снизошло на это преданное сердце. Она стала женой Вооза, приходившегося родственником отцу ее почившего супруга. Правнук же Руфи прославился как величайший среди царей Израиля. Эта история никак не сочетается с идеями национальной исключительности, утвердившимися во времена Ездры.
Итак, эпоха «очищения», связанная с деятельностью Ездры и Неемии, спасла народ Израиля для Закона, но сами законники, ставшие фарисеями, за редким исключением, не смогли узнать Сына Божия, пришедшего в Иерусалим со словами о том, что «суббота для человека, а не человек для субботы».
Единственным периодом оживления веры Израиля стала эпоха Маккавеев, когда взошедший на престол Империи нечестивый царь Антиох IV Эпифан, своего рода прообраз антихриста, воздвиг гонение на Ветхозаветную Церковь и осквернил языческими жертвами Иерусалимский Храм. Своими безрассудными действиями Антиох подорвал не только политическое могущество Империи Селевкидов, созданной преемником Александра Македонского, но и лишил ее духовной легитимности.
Империя Селевкидов
Александр Македонский не оставил после себя взрослого дееспособного наследника. Перед смертью он передал кольцо с государственной печатью своему ближайшему соратнику Пердикке, а также вверил его попечению свою беременную супругу Роксану.