Империя масок

Бриала понятия не имела, как долго они проспали, но когда Фелассан наконец растолкал ее, эльфийке показалось, будто давящая усталость от изнурительных боев и бессонных ночей наконец отступает. Лежа на грубых одеялах, которые разыскал в древней зале Фелассан, Бриала на мгновение притянула к себе Селину. Та, пробуждаясь от сна, беспокойно замерла, но тут же обмякла и облегченно приникла к Бриале.

Странно, подумала та. В Вал Руайо, когда им доводилось спать вместе, Бриала, просыпаясь, как правило, обнаруживала, что Селина уже сосредоточенно смотрит в окно, за которым раскинулась ее империя, и беспокойно перебирает в уме все, что ей предстоит сделать в этот новый день. Что же сейчас помогло ее императрице крепко проспать всю ночь – одна только усталость? Или то, что здесь, в погребальной камере древних эльфов, Селине ни о чем не надо беспокоиться, потому что у нее попросту нет империи?

Бриала поцеловала ее в шею, словно и не заметив привкуса застарелого пота.

– Жаль, я не могу приготовить тебе чаю, – прошептала она.

– Когда все это закончится, – Селина повернулась лицом к Бриале и протерла заспанные глаза, – у меня будет новое ложе, рядом с которым померкнут все прелести старого. Простыни будут из паутинного шелка, одеяло соткано лучшими мастерами Антивы, а матрац и подушки набиты перьями демонов желания.

– Не думаю, что на таком ложе будет удобно спать. – Бриала улыбнулась. – И потом, разве бывают демоны желаний с перьями?

– Прикажу найти – найдутся.

Селина поцеловала ее, и, хотя поцелуй был недолгий и простенький, Бриалу бросило в жар, и тело ее отозвалось сладострастной дрожью.

Селина снова с ней. И это утро ничем не отличается от прочих, которые они встречали вместе, – только без привычной чашки чаю и без необходимости надеть маску перед тем, как тайком выскользнуть из спальни. И в этом, быть может, древняя погребальная камера была даже лучше дворца в Вал Руайо. Здесь их никто не увидит, кроме Мишеля и Фелассана. И Бриале не нужно прятаться.

Сердце ее все так же мучительно сжималось при мысли о том, что произошло в Халамширале… но ведь те эльфы и вправду подняли бунт. Селина всего лишь поступила так, как до́лжно. Будь Бриала там, рядом, ей, быть может, удалось бы склонить Селину к другому решению – но ведь она ушла. Сама, по собственной воле.

И Селина не виновата в том, что вынуждена была поступить именно так, а не иначе. Точно так же как Бриала не виновата, что оставила ее без помощи и указаний. Гаспар – вот кто во всем виноват. Он все это устроил, его и надо винить.

Бриала заглушила тягостный ропот сомнений, напомнив себе, что именно этого и хотел бы от нее Гаспар – чтобы она ненавидела Селину. Она знала, что до смертного часа будет терзаться этой болью, будет мучиться оттого, что не сумела покончить с мятежом чисто и аккуратно, с меньшим ущербом для простаков, навлекшим на себя тяжкую десницу имперского правосудия. И все же она знала, что сможет простить Селину. Сможет.

И никогда больше не покинет свою императрицу.

Эльфы во всем Орлее будут свободны. Бриала сумеет освободить их с помощью Селины. Ее императрица дарует соплеменникам Бриалы так давно заслуженную свободу.

Она затянула ремешки доспеха из драконьей кожи, морщась от саднящей боли в натертых местах.

– Что теперь, хагрен?

– Теперь, – сказал Фелассан, – нам предстоит путешествие через иной мир. Чрезвычайно увлекательное. Если, конечно, мы останемся живы.

– Ты не больно-то стараешься вселить в нас уверенность, – проворчал Мишель, еще облачавшийся в латы.

Фелассан пропустил его реплику мимо ушей:

– Эти зеркала были погружены в сон многие века. Чтобы пробудить хоть одно из них, нужна могущественная магия. Я бы мог это сделать, но тогда вам всем пришлось бы до вечера нести меня на руках. Ну да тебе, императрица, должно быть проще.

Селина кивнула и извлекла из поясного кошеля подаренный демоном рубин. С камнем в руке она направилась к элувиану:

– Что я должна сделать, Фелассан?

– Понятия не имею.

– Похоже, тебе и не нужно ничего делать, – сказала Бриала, глядя на зеркало. – Пробуждение уже началось.

С приближением Селины голубовато-серая гладь зеркала стала преображаться. Вначале казалось, что элувиан лишь иначе отразил свет, и в нем, точно в заурядном тусклом зеркале, промелькнуло на миг изображение Селины. Но затем на зеркальной глади ожили и забурлили, сплетаясь, смутные тени, словно скопище грозовых туч, гонимых сильным ветром.

Рубин, который сжимала в руке Селина, вдруг ослепительно засиял, и тотчас же последовал отклик элувиана. Тени, бурлившие на его глади, ярко вспыхнули, а затем сквозь них словно прорвался прежде укрытый за пеленой красочный закат и вся поверхность зеркала оказалась залита волнами пурпура и багрянца.

– Любопытно, – пробормотал Фелассан.

Обойдя Селину, он ткнул пальцем в пылающую гладь элувиана. Пурпурная рябь, мерцая, разбежалась во все стороны от того места, где он прикоснулся к зеркалу, и эльф удовлетворенно кивнул:

– Что ж, пальца я не лишился. Похоже, элувиан и впрямь заработал.