Империя наций. Этнографическое знание и формирование Советского Союза

Прения об отделении Таджикской ССР от Узбекистана проходили примерно так же, как и прежние дискуссии о границах. В июне 1929 года ЦИК учредил комиссию по отделению Таджикской АССР от Узбекской ССР и включил в нее представителей ЦИК, других союзных учреждений, а кроме того, Таджикской АССР и Узбекской СС[668]Р. ЦИК поручил этой комиссии разобраться в требованиях таджиков и определить, какие территории можно будет включить в новую Таджикскую ССР. Таджикские представители потребовали передать им обширные и важные территории Узбекской ССР, включая Самаркандский, Бухарский и Ходжентский округа. Комиссия оценила эти требования, исходя из этнографических, экономических и административных критериев. Она решила, что Ходжент, где жило много таджиков и узбеков, следует объединить с Таджикской АССР по экономическим причинам. Отдать таджикам Бухару и Самарканд комиссия отказалась, но отметила, что те части этих округов, где население преимущественно таджикское, можно будет впоследствии передать Таджикской АССР[669].

В середине декабря 1929 года советские лидеры официально объявили о создании Таджикской ССР[670]. Примерно тогда же начались прения в новой комиссии ЦИК по разрешению пограничных споров между Узбекской и Таджикской ССР. Прошло несколько закрытых сессий. Эта комиссия тоже состояла из представителей ЦИК и других союзных учреждений, а также Узбекской и Таджикской СС[671]Р. Председатель комиссии Яков Петерс играл важную роль в прениях об укрупнении Белорусской ССР и размежевании среднеазиатских республик[672]. Эта новая комиссия по районированию запросила экспертные данные о спорных регионах у КИПС, Госплана, ЦСУ и других учреждений[673].

Обсуждения в комиссии сопровождались спорами, поскольку таджики продолжали требовать Самаркандский и Бухарский округа, а также часть Сурхандарьинского округа[674]. Узбекские представители, которые отвергали эти притязания, появились только на последних сессиях и вначале вообще отказывались сотрудничать с комиссией[675]. По словам узбекских представителей, Узбекская ССР согласилась отдать Ходжентский округ, чтобы «помочь Таджикистану», а таджикские руководители этого не оценили[676]. Узбекские представители просили Петерса не обращать внимания на предъявленные таджикскими руководителями петиции от общин, желающих войти в Таджикскую ССР: «У них [узбеков] тоже есть много заявлений от узбекских районов, находящих[ся] в Таджикистане… Разница только в том, что таджики уже сегодня представили этот материал [комиссии], а узбеки не представили». Петерс подчеркнул, что комиссия не будет торговать территориями или проводить «политику компенсации», а решит судьбу спорных территорий на основе их национального состава и экономической ориентации[677].

Основное внимание в документах, поданных в комиссию, и таджикские, и узбекские представители уделяли этнографическому принципу. Каждая сторона привлекала переписные данные в доказательство того, что в спорных регионах преобладает ее народность. Таджики представили результаты досоветских и раннесоветских переписей и заявили, что данные переписи 1926 года искажены и сфальсифицированы. Это был стратегический ход, поскольку ранние переписи (1897 и 1917 годов) показали гораздо более высокий процент «таджиков» в Самаркандском, Бухарском и Сурхандарьинском округах, чем перепись 1926 года[678]. Шириншо Шотемор, первый секретарь Таджикского областного комитета Коммунистической партии Узбекистана, попытался полностью дискредитировать перепись 1926 года, назвав ее инструментом узбекизации. По словам Шотемора, вскоре после размежевания 1924 года узбекские газеты объявили, что таджиков можно найти только на Памире (в Таджикской АССР), «а в остальной части Средн[ей] Азии их нет и те, которые думают, что существуют таджики, являются сумасшедшими». Шотемор зачитал петиции с рассказами о том, как узбеки занимаются систематическим «преследованием таджикского языка» и таджиков. По его словам, ситуация настолько ухудшилась, что во время переписи 1926 года «невозможно было ступать и говорить, что в Узбекистане существуют таджики», а тем более назвать счетчикам свою подлинную народность[679]. Другие таджикские лидеры соглашались с тем, что такая обстановка привела к фальсификации итогов переписи. Бухара и Самарканд были известны на Востоке как таджикские города, но по переписи 1926 года они оказались узбекскими. «Если действительно все это таджикское население погибло, то надо кое-кого привлечь к ответственности; значит, это результат не советской политики», – заявил Адбурахим Ходжибаев[680].