Империя наций. Этнографическое знание и формирование Советского Союза

Этнографические отчеты и карты, которые предоставила КИПС, позволили еще под одним углом рассмотреть территориальные споры между узбекскими и таджикскими руководителями. В тех случаях, когда досоветские и советские переписные данные по спорным районам Сурхандарьинского округа не совпадали – потому что общины, ранее записанные как таджикские, в 1926 году были категоризованы как узбекские, – таджикские руководители настаивали, что переписные данные сфальсифицированы из‐за узбекского шовинизма. Но Худяков в своем отчете предположил: новые переписные данные потому не согласуются со старыми, что множество респондентов не вписывалось в советскую классификационную сетку. В доказательство он привел пример «чагатайцев», которые говорили по-таджикски, были членами узбекской родовой подгруппы и иногда фигурировали как «таджики-чагатайцы». Районы с многочисленным чагатайским населением (например, Кашкадарьинский и Сурхандарьинский округа) до 1926 года были классифицированы в этнографических исследованиях как «таджикские» или «чагатайские», а в итогах переписи 1926 года – как «узбекские» (чагатайцы не были включены в «Список народностей СССР»)[699]. Худяков предположил, что чагатайцы не являются в полной мере ни узбеками, ни таджиками, а, возможно, являются «таджиками в той или другой стадии отуречивания» либо «узбеками, усвоившими таджикский язык»[700].

Зарубин в своих материалах по Туркестану также подчеркивал, что отношения между таджиками и узбеками не отражают четких этнических, лингвистических и религиозных делений. Согласно Зарубину, узбеки не составляют «единой и обособленной этнической группы», а являются смесью разных тюркских народов. Таджики, заявлял он, тоже не составляют единого целого. Сам термин «таджики» иногда относится к некочевым мусульманам независимо от языка, а иногда – к носителям какого-нибудь диалекта языка фарси независимо от религии. Зарубин утверждал, что, кроме языка, оседлые таджики имеют мало общего с «горными таджиками». Он предполагал, что оседлые таджики ближе к оседлой тюркской народности региона, «лишенной родовых переживаний, известной в литературе под именем сартов и ныне составляющей основное ядро узбецкой [узбекской] народности»[701].

По словам Зарубина, вопрос об идентичности сартов был еще сложнее. Зарубин характеризовал сартов как смесь узбеков и таджиков: узбеков по культуре, имеющих иранские корни и происходящих от тех же иранских племен, что и другие таджики. Зарубин объяснял: «Там, где отуречиваемые иранцы окружены массою давно осевших и уже почти не отличающихся от них по быту узбеков», они иногда принимают самоназвание узбеков, но остаются вне их родовой структуры. В других случаях тюркизированные иранцы называют себя тюрками или принимают самоназвание «сарт», как их обычно именуют соседи[702]. «Сартский вопрос» стал важным пунктом разногласий в таджикско-узбекских пограничных спорах. Поскольку самоидентифицированные сарты составляли значительную долю населения в спорных районах Самаркандского, Бухарского и Сурхандарьинского округов и поскольку сартской народности официально не существовало, то каждая сторона – и узбекские, и таджикские руководители – пыталась присвоить сартов и, соответственно, населенные ими территории.

Судя по материалам, представленным Худяковым в ЦИК, у самих этнографов КИПС не было единого мнения, они выступали за разные подходы к населению и к размежеванию вообще. Зарубин призывал к внимательности и осторожности и критиковал некоторых своих коллег за «ускорение» ассимиляции сартов узбеками. По словам Зарубина, создание Узбекской ССР в 1924 году катализировало формирование узбекской нации; после размежевания «передовые слои сартского общества предпочли бросить неприятный для них термин» и назваться узбеками[703]. Он отметил, что некоторые этнографы – например, его коллега Самойлович —готовы форсировать этот процесс. Самойлович выступал за исключение термина «сарт» из этнографических работ и статистических отчетов и замену его термином «узбек»[704]. Это вызвало споры между этнографами в ходе составления списка народностей для переписи 1926 года. В конце концов этнографы исключили сартов из списка; инструкции обязывали счетчиков записывать самоидентифицированных сартов, говорящих по-узбекски, в узбекскую народность, добавляя в скобках «сарт»[705].