Империя пера Екатерины II: литература как политика

Наконец, методично повторяя в названии всех указанных шести пьес подзаголовок «сочинена в Ярославле», Екатерина подчеркивала взаимосвязь этих комедий, представляющих идеологический цикл. Ссылка на Ярославль была важнейшим фактором той ментальной географии, которую осуществляли комедии 1772 года. Ярославль был связан с проектом нового – идеального, «разумного» – города, который должен был служить моделью просвещенных реформ в стране.

После поездки по Волге в 1767 году Екатерина задумывает преобразовать увиденные города, которые показались ей прекрасными по своему местоположению, но довольно ужасными по застройке. После большого пожара 1768 года в Ярославле туда направляются специалисты «Комиссии по каменным строениям Петербурга и Москвы» во главе с архитектором И. Е. Старовым. Именно Старов разработал первый градостроительный план преобразования Ярославля, утвержденный 8 сентября 1769 года Екатериной. Старов, учившийся у французского архитектора-классициста Шарля де Вайи, создал исключительно радикальный проект. Он предполагал выпрямление старой хаотичной застройки – планировалось снести старые сооружения и построить новые по прямоугольникам регулярных кварталов. Новый план не учитывал исторической застройки, основанной на формировании кластеров вокруг множества имевшихся церквей. Снести собирались все, не вписывавшиеся в прямоугольники здания и даже церкви (что сразу вызвало протесты местных жителей), а также коренным образом переустроить город по классицистической схеме – с центральной прямоугольной площадью, застроенной правительственными зданиями. План Старова позднее был пересмотрен, уже в 1778 году.

Тогда же, в начале 1770-х, Екатерина была полна решимости радикально изменить страну, покончив с варварством в умах и архитектурных сооружениях. Ярославль в подзаголовках ее комедий звучал как антитеза Москве – хаотичной, косной, цепляющейся за старину и противящейся нововведениям.

Утопический и не реализованный в полной мере план архитектурного преобразования Ярославля был тем не менее важен для идеологического контекста комедий. Подобно тому как «закономерность целостного построения» классицистического города выражала «волю абсолютной власти», внедрявшей порядок и дисциплину в «анархический конгломерат» старого города[131], комедии Екатерины предлагали схожий «регулярный план» построения общества по новым – рационалистическим – канонам. Носителем этого порядка и дисциплины являлась верховная власть.

Политический заговор, Панины и московские сплетники

Само название первой комедии «О Время!» было крайне необычно для театральной традиции русского XVIII века. Открывая этой пьесой свой комедийный цикл, Екатерина выбрала символичное заглавие, смысл которого распространялся и на последующие тексты этого цикла. Название «О Время!» содержало отсылку к известному латинскому изречению «o tempora! o mores!» («о времена! о нравы!») и тем самым вписывало русскую пьесу в контекст критики испорченных нравов современного века, поколения или даже отдельного города. Императрица, тщательно выбирая заголовок для пьесы, несомненно, отсылала своих самых образованных читателей и зрителей к Цицерону. Интерес к сюжетам, посвященным Цицерону, Катилине, Цезарю и Бруту, подкреплялся у Екатерины чтением трагедий Вольтера, таких как «Брут» и «Катилина, или Спасенный Рим». В целом римский исторический и литературный контекст будет играть немаловажную роль в сюжетной организации некоторых комедий[132].

Ставшая крылатой фраза, восходящая к Цицерону, была выбрана неслучайно. Используя это выражение, Цицерон обличал заговор против государства в своей «Первой речи против Катилины». Обращаясь к преступному заговорщику Катилине и одновременно требуя от римского Сената расследования имевшегося заговора, Цицерон восклицал: «Не видишь, что твой заговор уже известен всем присутствующим и раскрыт? Кто из нас, по твоему мнению, не знает, чтó делал ты последней, чтó предыдущей ночью, где ты был, кого сзывал, какое решение принял? О, времена! О, нравы!»[133]

Для такого конспирологического контекста у написанных в 1772 году комедий были серьезные основания. Цикл комедий содержал политическую подоплеку. Не случайно во всех комедиях появляется мотив слухов о каких-то «затеях» бояр, сплетен и пересудов о плохом управлении, даже о плохом ведении войны. В комедии «Передняя знатного боярина» Перилов говорит: «Давно бы ето миновалось, естли б война-та была ведена, как надлежит» (I, 165). Вестникова в комедии «О Время!», среди пересудов о мнимых наводнении и голоде в Петербурге, заявляет: «Я и еще кое-что знаю похуже етаго; много оттуда вестей; хороших та только нет; да не все сказывать надобно. Пишут ко мне нечто обиняком, однако я догадалась, что ето значит. ‹…› Пишут… да… точно этими словами пишут… „Естьлиб вы знали, какие у нас к масленнице готовятся крутые горы, то б вы удивились и испужались!“ Вот какой обиняк! Да я разумею, что он значит: крутенька гора та затевается!» (I, 16–17).