Тем не менее императрица синтезировала в набросках этой комедии свои претензии к Петру Панину и его окружению. Главный герой – Велеречь – московский большой барин, претендующий на некую серьезную роль в политике и фрондирующий нынешней власти. Он живет в старой столице и думает, что «нет спасения вне Москвы», хотя на самом деле, кроме нескольких зимних недель, пребывает весь год в своей подмосковной усадьбе (III, 351). Велеречь беспрестанно критикует правительство; по словам слуги, барин питается «брюзжанием, а барыня вестьми» (III, 351). Велеречь получает огромное количество писем, в которых ему докладывают обо всем, что творится в России, поскольку он заботится о силе и славе Самодержицы и Империи (III, 351). Ему доносят в письмах, что в «полуденной границе» (на южных рубежах) заразительные болезни, карантины, отсутствие порядка, флот из двух кораблей, да и те гнилые, конница существует только на бумаге и уже первые бои проиграны «соседу», то есть Турции. Велеречь читает очередное письмо-рапорт: «Денег нет, травы сожжены, леса нет, воды засохли, люди укрываются в хижинах, понеже строения не начаты» (III, 359).
Критика южной политики Екатерины и Потемкина продолжится в набросках еще одной комедии, также, по всей видимости, написанной в конце лета – начале осени 1787 года: «Рассказы (Баба бредит, чорт ли ей верит)». Здесь почти дословно повторяются реплики о неправильных действиях правительства, о проблемах в южных частях России, включая карантины против чумы:
Вероятно, реплики о карантинах и окуривании, актуальные для 1771-го – начала 1772 года, времени чумы, были заимствованы из старых набросков – тем более что Екатерина не раз указывала корреспондентам на то, что анонимный автор сочинил в течение 1772 года порядка десяти комедий. В обеих незаконченных комедиях этот исполненный критики фрагмент непосредственно связан с Москвой и неким московским барином, негодующим на правительство. Старые наброски – отзвук комедийного цикла 1772 года – снова оказались в работе в августе – сентябре 1787 года, когда императрице пришлось противостоять целому валу слухов о проблемах на новоприобретенных южных территориях во время начинающейся второй русско-турецкой войны.
Глава третья
Территория свободы: Д. И. Фонвизин около придворных стен
Сей вопрос родился от
Известная полемика между императрицей Екатериной II и Д. И. Фонвизиным, возникшая на страницах журнала «Собеседник любителей российского слова» в 1783 году, неоднократно становилась объектом пристального внимания исследователей. «Собеседник» издавался княгиней Е. Р. Дашковой при участии Екатерины II. Казалось бы, обстоятельства этого спора давно прояснены: венценосная писательница и соиздательница дала резкую отповедь «сатиры смелой властелину», дерзнувшему в своих двадцати «Вопросах» выступить с критикой ее правления. Между тем историко-литературный и политический контекст выступления Фонвизина, как и ответных шагов Екатерины II, нуждается в более тщательной прорисовке.
Статья писателя, присланная анонимно, была со вниманием прочитана императрицей и вместе с ее собственными ответами опубликована в третьей книжке «Собеседника» за 1783 год. Этот бурный политический спор вспыхнул в тот момент, когда власть ощущала себя абсолютно утвердившейся, когда она была занята не политическими, а культурными стратегиями, созданием образа «человека на троне». Этот процесс переформатирования образа императрицы нашел свое отражение в комплиментарно-шутливых стихах оды Г. Р. Державина «Фелица», открывавшей в качестве манифеста первую книжку журнала «Собеседник». В самый момент триумфа монархине была неожиданно преподнесена статья, где за внешне наивными вопросами о дурном воспитании дворян, о награждении чинами «шутов» и «балагуров» вставали самые серьезные политические проблемы.