Империя пера Екатерины II: литература как политика

Таким образом, с самого своего появления текст статьи Фонвизина оказался окружен противоречивым и полиреферентным контекстом, ориентированным на совершенно различные социально-политические и эстетические ожидания. Сам Фонвизин предлагал читателям серьезный разговор о свободном, гражданском обществе. «Вопросы» апеллировали к тому, чего не существовало в России, – к общественному мнению. Статья очерчивала пространство свободных дискуссий, критики правительства и политических споров, не подконтрольных государственной власти.

Императрица же, затеявшая журнал и наполняющая свои «Были и небылицы» шутками по адресу своих придворных, была занята созданием галантного придворного общества по новейшим французским образцам. Она нуждалась не в обличениях и сатирах, а в выработке новой культурной парадигмы, нового культурного языка, который был призван объединять придворное общество и по-новому представлять власть.

К политическому и стилистическому диссонансу, возникшему в связи с рецепцией этой статьи, добавлялось и то, что Екатерина не знала, кто был ее истинным автором.

Екатерина в полемике с И. И. Шуваловым

Фонвизин прислал свои материалы анонимно, как и большинство других участников этого издания. Материалы передала Екатерине II Е. Р. Дашкова – княгиня, как представляется, не могла не знать, кто являлся автором присланной рукописи. Она пригласила Фонвизина в журнал, она заказывала ему ряд статей (в одном из писем к ней 1784 года Фонвизин извиняется за незаконченную статью, начатую по ее просьбе[157]), влияние ее политических воззрений отражают журнальные заметки Фонвизина того времени. С. Н. Глинка в своих воспоминаниях говорит о том, что княгиня Дашкова и И. И. Шувалов не только знали об авторстве Фонвизина, но и отговаривали его от посылки «вопросов»[158]. Версия Глинки представляется мало убедительной – Дашкова, получавшая все статьи для «Собеседника» и служившая посредником между авторами и императрицей, могла просто не передавать эти материалы Екатерине. Если же она показала столь острую статью и не раскрыла ее авторство, значит, бывшая сподвижница восшествия царицы на трон лелеяла собственные стратегические планы.

Сразу по прочтении Екатерина решила, что автором является Иван Иванович Шувалов, только что задетый ею в «Былях и небылицах» в чрезвычайно колком и полном аллюзий сатирическом портрете «нерешительного» соседа («Собеседник», 1783, книга вторая). Екатерина посмеялась над характером и манерами обер-камергера, выведя его под именем «Нерешительный». Выпад Екатерины был чрезвычайно откровенным и злоязычным, к тому же Шувалов оказался самой легко узнаваемой фигурой придворного окружения, ставшей мишенью столь колких насмешек императрицы. Не усомнившись в авторстве Шувалова, мстящего за этот комический портрет, Екатерина сообщала Дашковой свои соображения об авторе «вопросной» статьи: «Перечитывая со вниманием эту статью, я теперь нашла ее менее злой. Если бы ее можно было напечатать вместе с ответами, то она совершенно лишилась бы своего едкого характера, хотя все-таки может дать повод к повторению подобных же или еще больших вольностей. Конечно, это произведение обер-камергера и написано в отместку за портрет нерешительного человека, помещенный во втором томе…

Заметьте, что 14-й пункт повторяется там два раза, по-видимому затем, чтобы его можно было исключить, не нарушая последовательности изложения. Эта сама по себе ничтожная предосторожность, как две капли воды похожа на обер-камергера, который всегда делает один шаг вперед, а другой назад»[159].

Императрица, как свидетельствуют ее письма к Дашковой, не имела и тени сомнения, что полемику затеял ее «нерешительный» сосед Шувалов. Иван Шувалов был связан с Екатериной почти сорокалетним знакомством – молодой паж «малого двора» (с 1746 года) обратил на себя внимание юной принцессы как начитанностью, так и артистическими интересами[160]. Будущий основатель и куратор Московского университета состоял в переписке с европейскими философами, читал тех же, что и Екатерина, просвещенных авторов, покровительствовал литераторам. Огромное политическое влияние фаворита Елизаветы Петровны, как и поддержка клана Шуваловых, сделало его самым опасным противником молодой Екатерины. В 1763 году Вольтер имел все основания называть опального царедворца «ex-императором»[161].

В марте 1763 года Шувалов, не получив от Екатерины индульгенции за все свои прежние политические грехи, на четырнадцать лет покинул Россию, а по приезде в Париж был приглашен в так называемую Сиреневую лигу – круг особо приближенных политиков при Марии-Антуанетте. Связи и влияние Шувалова (в том числе в Италии и Ватикане) будут, несмотря на опальное положение царедворца, не раз использованы Екатериной[162]. В 1770-е годы Шувалов практически сделался кем-то вроде представителя императрицы при европейских дворах, а в сентябре 1777 года вернулся в Россию.