В этом коловратном мире, описанном в оде «На Счастие», «светят фонари». Трудно согласиться с одним из толкований, предполагавшим, что под «фонарями» Державин имел в виду «французскую просветительскую материалистическую философию XVIII в.»[269]
Весь пафос стихотворения направлен на противоположное – на описание конца эпохи «разума», с которой связывали деятельность французских энциклопедистов. Их эпоха закончилась, по мнению современников, со смертью Вольтера в 1778 году и с окончанием публикаций самой «Энциклопедии» в 1780-м. Державин же занят в своей оде описанием безумного иррационального мира, где единственным оплотом разумности оказывается Екатерина-Мудрость:«Фонарями», как следует из общего контекста всей этой строфы, Державин называет иллюминатов, играя с разными значениями латинского слова «illuminati». Маловероятно, что Державин атакует здесь французских просветителей, ассоциируя «фонари» со словом и понятием «Lumière»[271]
. Их век кончался, а, главное, Державин прекрасно знал, что императрица сама являлась поклонницей Вольтера, Дидро, «Энциклопедии». «По свету светят фонари» – эта фраза поэта говорит о тревожившем Екатерину распространении иллюминатства, которое угрожало престолам и государям. Поскольку вся поэма написана «с точки зрения» императрицы, передает ее видение мира, отсылает к ее сочинениям (к комедиям, к циклу эссе «Были и небылицы», к бурлескной опере «Горе-Богатырь Косометович»), к ее словечкам («мартышки»), то и «фонари» соотносятся с ее комедией «Обманщик», развенчивающей иллюминатство и его претензии на власть. Антимасонская строфа Державина в этой оде, написанной в кризисный момент, в ожидании «милости» императрицы по судебной тяжбе, встраивалась в контекст литературных и идеологических пристрастий Екатерины.Глава пятая
Царица Херсониса Таврического: русский национальный «греко-римский проект»
Нам остается взять теперь только Византию, если война продолжится, и, сказать по правде, я начинаю думать, что это даже вовсе не так трудно…
Само построение, сам дискурс этого необычного русского «греческого проекта» принадлежал не только сфере политики, идеологии, но и сфере культуры, религии и эстетики. «Греческий проект» первоначально возникает как некая просветительская утопия в переписке Екатерины с Вольтером, и впоследствии его дискурс бесконечно осциллирует между геополитическими выгодами, религиозными или идеологическими доминантами и неким социокультурным нарративом. Он проявлялся в самых разнообразных ипостасях – от переименования территорий и городов до символизации имперского титула, от архитектурных решений до поражающей воображение современников оперной постановки исторической хроники самой императрицы, от разработки военных баталий до создания новых орденов, таких как орден Святого Владимира. Этот дискурс мог реализовываться в самых разнообразных опытах социальной деятельности – в письмах, именных указах и политических меморандумах, в дизайне издания литературного текста, в характере музыки, сочиненной для «греческой» постановки «Начального управления Олега», в самом проектировании путешествия Екатерины в 1787 году в недавно завоеванную землю. Литературные тексты, в своей риторике и образах, вбирали в себя геополитическое содержание. И напротив, геополитический проект облекался в воображаемую, почти сказочную форму.
8 (19) апреля 1783 года был обнародован Высочайший манифест о взятии «под державу нашу» Крыма, Тамани и Кубани. В манифесте было указано, что первоначальным желанием российской власти было предоставить Крымскому ханству независимость, но поднявшиеся там распри и мятежи поставили Россию на грань новой войны с Оттоманской Портой и вынудили присоединить эту формально независимую от двух сторон территорию к Российской державе. Манифест объяснял мирное присоединение Крыма «неспособностью» его обитателей «ко вкушению плодов таковой свободы»[272]
.В девятой книжке журнала «Собеседник любителей российского слова» (издавался под патронажем Екатерины, активно печатавшей свои сочинения почти в каждом номере), вышедшей с запозданием в 1784 году, появилась анонимная «Ода на взятие под Российскую державу Крыма и Кубани». Ода поступила, как сказано в примечании, «от неизвестного», и ее текст поэтически рифмовал строки манифеста о «мире, тишине и устройстве»: