Империя пера Екатерины II: литература как политика

Наконец, 24 сентября 1786 года на сцене Эрмитажного театра в первый раз играли «Шамана». Императрица была недовольна постановкой: по ее мнению, «неплавно шла комедия», и Храповицкий в ответ сделал свои замечания и исправления для следующего спектакля[251].

«Шаман Сибирский» завершал весь комедийный цикл – своего рода антимасонский триптих. Шаман Амбан-Лай, главный герой комедии, «родился на Сибирской границе», но не в Сибири, а в Китае, как поясняет привезший шамана в Петербург русский барин Бобин. Шамана вскормил некий «Тунгусский двоеданец»[252], а затем он отдан был на учебу «мунгальским шаманам». Казалось бы, зачем было императрице после успешных двух комедий ставить на сцене, уже по прошествии более чем шести месяцев, еще одну комедию, да еще со специфическим героем – сибирским шаманом? Какое отношение этот шаман имел к борьбе с масонами, зачем он предстал перед зрителями осенью 1786 года?

Манфред Шруба увидел здесь своеобразную осциллограмму – от «западного» Калифалкжерстона-Калиостро в первой комедии через «русских» обманщиков второй комедии к «восточному» герою «Шамана Сибирского»[253]. Однако Амбан-Лай, как представляется, пришел тоже с Запада, о чем Екатерина постоянно твердила в письмах, ссылаясь на свой основной источник – упомянутую статью Дидро «Теософы»[254]. Кроме имени и восточного места рождения, как увидим, ничего специфически «восточного» в герое не было. Шаман занимается в семействе Бобина исцелением, он – целитель, и в этом состоит главный фокус этой комедии.

Если «Обманщик» был направлен против иллюминатов и их претензии на могущество и власть, если «Обольщенный» метил в московских мартинистов, то «целительство» новейших «магнетизеров» составляло главный объект насмешки в последней комедии. Как указывала императрица в вышеприведенном письме к Гримму, шаман – «теозоф, который проделывает все шарлатанства собратий Парацельса». Екатерина внимательно изучила подробное описание натурфилософских идей и медицинских опытов Парацельса и его последователей в обширной статье Дидро для «Энциклопедии».

Дидро смеялся над представлением Парацельса о единстве естества, состоящего из трех элементов – серы, ртути и соли. Парацельс видел целительные свойства растений, он впервые соединил медицину с химией. Он также разделял представление о болезни как утрате гармонии между телом, духом и душой, полагая, что и психические болезни имеют физиологическую причину. Дидро резко критиковал Парацельса за представление о человеке как о химической лаборатории.

Екатерина отлично усвоила содержательную часть обширной статьи Дидро. Ее шаман одновременно и жрец, и врач, и… сапожник. Он занят тем, что читает «Китайскую книгу» или чинит обувь. Герои подробно обсуждают его занятие сапожничеством, один из героев – Кромов – резюмирует: «С шилом в руке… и слывет мудрецом!..» (I, 354, 354). Амбан-Лай торжественно произносит: «Свойства наши замыкаются в восторге, в течении, в пропитании, в движении, в теплоте, в горьком корени… любовь и гнев имеют одно основание, как соль, действие, нефть и густота» (I, 366).

Императрица нарочито смешивает в одной сентенции шамана различные части «теософского» дискурса, но весьма точно пересказывает один конкретный параграф статьи Дидро, посвященный теософским взглядам Якоба Бёме: «Бёме последовательно был сначала проповедником, затем сапожником и теософом. ‹…› Бог – суть всего; все исходит из него; перед сотворением мира он был единственной сущностью; он все это создал, не вложено в духе ничего, кроме того, что поднимается, течет, распространяется, проникает, движется и производит. Существуют три типа естества: горечь, кислота и теплота; гнев и любовь имеют одинаковые основания. Бог не горечь и не кислота и не теплота, не вода, воздух, земля. Все это – элементы, и они от него; он не смерть и не ад; в них нет его, но они от него. Все вещи созданы из серы, ртути, соли; мы можем разделить дух, жизнь и движение; соль – наша душа, первичная материя есть сера»[255].