Массовую эвакуацию осенью 1920 года из Крыма, вызванную наступлением большевиков, стали называть «Русским Исходом». Части Добровольческой армии, а также женщины и дети прибывали на территорию побежденной в Первой мировой войне Османской Турции. Французское оккупационное командование размещало русских беженцев на полуострове Галлиполи. На греческом острове Лемнос было выделено место для организованного размещения русских казаков. Формально французы присвоили русским эмигрантам статус «протеже» (беженцев под защитой) и громко заявляли о своей готовности оказать им всестороннюю помощь. Однако на деле русские изгнанники оказались на чужбине в тяжелейших условиях: французские власти отобрали у них все привезенное из Крыма продовольствие, оставили фактически без крыши над головой и крайне скудно снабжали.
Отрезанная от своего главнокомандующего барона Петра Врангеля, русская армия, благодаря распорядительности генерала Александра Кутепова, сумела сохранить дисциплину, боеспособность и бодрость духа. Уже при высадке беженцев на берег в Галлиполи Кутепов отдал строгий приказ: «Для поддержания на должной высоте доброго имени и славы русского офицера и солдата, что особенно необходимо на чужой земле, приказываю начальникам всех степеней строго следить за выполнением всех требований дисциплины. Вверенный мне корпус должен быть образцовым в войсках Русской Армии»[439]
.П. Ковалевский в работе «Зарубежная Россия. 1920–1970» пишет: «Когда первый корпус Русской Армии высадился в конце ноября 1920 года в Галлиполи, ему было предоставлено голое поле… Уже через два месяца были открыты детский сад, детские школы, русская гимназия имени ген. Врангеля, юнкерское училище, курсы для подготовки в высшие учебные заведения. Открыли кружки инженеров, врачей, агрономов. Устраивались религиозные собрания. Была организована „устная газета”, издавались рукописные журналы… Была устроена Галлиполийская церковь, художественно украшенная изделиями из самых простых материалов, включая консервные банки, превращенные в изящные орнаменты»[440]
. Будущий нобелевский лауреат Иван Бунин отмечал: «Галлиполи – часть того истинно великого и священного, что явила Россия за эти страшные и позорные годы, часть того, что было и есть единственной надеждой на ее воскресение»[441].Генерал Кутепов в Галлиполийском лагере (из альбома генерала А. В. Туркула)
Общий вид лагеря Галлиполи из места расположения Алексеевского полка (из альбома генерала А. В. Туркула)
Русская эскадра в Бизерте (1921 г.)
Другим направлением Исхода стал тунисский порт Бизерта, где разместилась ушедшая из Крыма русская эскадра. Под командованием контр-адмиралов Михаила Кедрова и Михаила Беренса туда пришел целый флот: 2 линкора, включая новейший дредноут «Император Александр III», спущенный на воду в 1914 году, 2 крейсера, 10 эсминцев, 2 подводные лодки, множество малых судов и транспортов, всего 126 единиц.
Французы приняли эскадру в свой порт и обещали взять на содержание русских союзников, которые за шесть лет до того спасли Париж. Но со временем «отношение французских властей к эскадре, ее экипажам и командирам ухудшалось, – вспоминал адмирал Кедров. – Не довольствуясь сокращением личного состава и упразднением гардемаринских рот, они взялись и за корабли… Они еще в июле 1921 года увели из Бизерты самый современный корабль эскадры – транспорт-мастерскую „Кронштадт”, дав ему название „Вулкан”. Во время Первой мировой войны он конкурировал в ремонте кораблей с севастопольским портом. Здесь, в Бизерте, он давал работу сотням квалифицированных матросов. …Ледокол „Илья Муромец” стал французским минным заградителем „Поллукс”… На 12 единиц пополнился флот министерства торгового мореплавания Франции»[442]
.После признания СССР французским правительством в 1924 году оставшиеся корабли эскадры были проданы французами на металлолом. Самих моряков и офицеров Франция рассматривала как естественный резерв для пополнения своего Иностранного легиона, вербовка в который началась с первых же дней Исхода. Позднее знаменитый казачий поэт Николай Туроверов (автор пронзительных строк «Уходили мы из Крыма») напишет об этой службе чужой стране в чужих землях горькие строки:
Николай Николаевич Туроверов (1899–1972)