Империя. Третий Рим. Книга 2

Великий князь Кирилл Владимирович с достоинством нес свой крест. «Вера моя в русский народ непоколебима, – писал он в 1931 году. – Я всегда был убежден, что коммунизм изживет себя, и на его развалинах вырастут новые живые силы народа, которые и возьмут власть в свои руки… Эти силы выведут Россию на путь возрождения и создадут ей великое будущее. Моя задача и заключается в том, чтобы помочь выявлению этих русских народных сил»[448]. Лучшие люди русского зарубежья – святитель митрополит Антоний (Храповицкий), святой Иоанн (Максимович), Иван Солоневич – полагали себя подданными Императора Кирилла I. «Верноподданный Вашего Императорского Величества», – так подписывал свои письма государю убежденный монархист великий русский авиаконструктор Игорь Сикорский.

Мыслители Русского зарубежья осознали, что трагедия революции коренится не столько в большевизме как таковом, сколько в отступлении России от идеалов Святой Руси и Третьего Рима. Православная Империя была великим даром Божиим, и только после утраты этого дара в полной мере стало очевидно, что именно она была Катехоном, удерживающим мир от зла Ханаана.

Архимандрит Константин (Зайцев) писал: «Наше Отечество не Великая Россия, а облеченная в национально-государственное могущество Святая Русь, на плечи которой возложено было Промыслом Божиим безмерно великое послушание: быть верными подданными Государя, которому присвоено неизреченно высокое назначение Удерживающего. Народным сознанием это промыслительное вознесение нашего Отечества на высшую высоту национально-государственного бытия было облечено в образную форму присвоения Москве, как столице России, звания Третьего Рима… Борьба должна быть ведена во имя восстановления Удерживающего. Эта борьба может быть ведена только Русским народом, вновь окрыленным исконным подвигом Русскости… Русский Царь был преемником Римских и Византийских Императоров и в этом своем качестве и является Удерживающим»[449].

Новая экономическая политика (НЭП)

Революция и Гражданская война убрали Россию с мировой политической арены как Империю и могущественную сверхдержаву. Демографический коллапс в результате войн, голода, болезней и эмиграции обошелся России минимум в 11 миллионов человек (без учета несостоявшегося прироста): со 143 миллионов население страны сократилось до 132 миллионов (подсчет в границах 1926 года).

Разгром отечественных предпринимателей и чудовищная деиндустриализация, именовавшаяся в официальных источниках «разрухой», отбросили Россию в промышленном отношении буквально в XVIII век. По подсчетам западных экономистов[450], рассчитавших долю цивилизаций и стран в выпуске продукции обрабатывающей промышленности, Россия в 1750 году производила 5 % мировой промышленной продукции, в 1900 году – 8,8 %, а в 1928 году – 5,3 %. Таким образом, за десятилетие правления большевиков Россия была отброшена к показателям практически двухсотлетней давности.

Это означало, что цена российских ресурсов значительно упала, так как на них не было спроса со стороны разрушенной промышленности и обедневшего населения. Благодаря победе большевиков иностранцы могли скупать наше сырье за бесценок. «Европа нуждается в том, что Россия может произвести: пшеница, лес, марганец, рожь, сало… Россия нуждается в капитале… Германия же не может уплатить репарации, пока не восстановлена Россия»[451], – рассуждал один из главных виновников победы большевиков в Гражданской войне – британский премьер Дэвид Ллойд Джордж.

Реинтеграция России в мировой рынок в качестве сырьевого придатка стала основой политики мирового Ханаана и находила самую горячую поддержку у большевистских вождей. Ленин настаивал на том, что «архижелательно» передать в концессию четверть или даже половину нефтепромыслов Баку и Грозного и половину Экибастузского угольного бассейна. Глава партии коммунистов был готов передать капиталистам медно-никелевые рудники Урала и Северного Казахстана (несостоявшаяся концессия Уркарта), марганцевые рудники Закавказья, огромные площади северных лесов и даже 200 тысяч десятин пахотной земли. Велись переговоры и о грандиозной «концессии Вандерлипа», в ходе которых предполагалось передать Камчатку в эксплуатацию младшим партнерам Рокфеллеров сроком на 99 лет, что фактически превратило бы полуостров в новую Аляску в составе США.

«Практическая цель нашей новой экономической политики состояла в получении концессий»[452], – категорично утверждал Ленин в работе «О кооперации», объясняя причины, по которым после военного коммунизма большевики возвратились «назад к капитализму». Не мир большевистской партии с восставшим крестьянством, не облегчение положения вымирающего от голода народа, а интеграция в глобальный Ханаан – такова была подлинная цель ленинского нэпа.