Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России

Советская власть нуждалась в поддержке экспертов, чтобы решить многочисленные проблемы, связанные с управлением общей собственностью. Всеохватное Советское государство напоминало гигантский, чудовищный склад[1279]: благодаря экспроприациям собственность нового государства так неимоверно разрослась, что ее реальные размеры и масштабы по большей части были никому не ведомы[1280]. Как писал Ленин в мае 1918 года: «Сегодня только слепые не видят, что мы больше нанационализировали, наконфисковали, набили и наломали, чем успели подсчитать». В тот момент Ленин проводил различие между «национализацией» как процессом захвата собственности государством и «обобществлением», предполагавшим способность учитывать и распределять[1281]. Как мы уже видели, нехватка информации о лесах, памятниках, полезных ископаемых и реках до 1917 года нередко затрудняла деприватизацию общественных ресурсов: императорское правительство не желало иметь в своей собственности вещи, масштабы и ценность которых было невозможно определить[1282]. Большевистское правительство, свободное от этих предрассудков, объявило, что первым делом следует все национализировать, а уж затем учитывать. Однако при этом неизбежно вставала проблема контроля, и государству при содействии экспертов пришлось разрабатывать новые методы учета общих вещей и управления ими.

Проблема выявления и регистрации новой государственной собственности особенно остро стояла в сфере памятников истории и искусства, имущества из национализированных императорских дворцов (превращенных в музеи), частных особняков, загородных имений русских аристократов и частных художественных коллекций. В Петрограде за первые три года национализации (1918–1921) были изъяты у владельцев и взяты под охрану пролетарского государства 302 частные художественные коллекции. С целью выявления художественных сокровищ, которые могли быть проданы или украдены в эти бурные годы, представители новых комиссий по охране памятников регулярно инспектировали аукционы, антикварные магазины и склады: обнаруженное ими составляло значительную часть 144 тыс. «предметов искусства», национализированных в Петрограде, а затем переданных в различные музеи[1283]. В Москве из 348 частных коллекций и прочих источников было реквизировано 110 тыс. «памятников». Государственные учреждения, едва ли способные в полной мере ознакомиться со своей новой собственностью, нередко обращались за помощью к бывшим владельцам и «старым» экспертам. Например, частные коллекционеры по поручению государства описывали свои бывшие галереи и коллекции, отныне находившиеся в собственности у государства, и становились их хранителями и заведующими. «Звездам» дореволюционного мира коллекционирования – И. С. Остроухову, А. В. Морозову и Д. И. Щукину – оставалось радоваться своей новой и необычной роли государственных служащих, отвечающих за хранение прежде принадлежавших им собраний[1284]. Законы о национализации художественных сокровищ дополнил запрет на вывоз памятников истории и искусства, немыслимый в царской России из‐за приверженности государства принципам частной собственности.